Александр Карнишин - На самом деле

Но сейчас они были на своей территории. Номинально — на своей. То, что случилось… Хотя, а что случилось-то? Никто не знал, что же именно тут случилось. Вот потому они и шли, как в бой. Только вот режим тишины и маскировки злостно нарушали — не война, поди. Но все равно пальцы — на спусковых крючках. Патрон дослан. Никаких предохранителей. И только скорострельные автоматы!

Это в кино могут показать или еще в игре компьютерной, как красиво проходит локацию герой, вооруженный дробовиком. Делает пару выстрелом, перезаряжается — и снова валит всех, кто перед ним. Ну, или не пару, а все пять — из магазинника. В настоящем же бою все решает плотность огня. А плотность создается только автоматическим оружием. Непрерывная очередь на полмагазина. А потом — второй, кто рядом. Всегда парами, прикрывая друг друга.

Да, оружие наизготовку, забрала опущены, сами настороже, но все же — по своей территории. Не горы здесь. Не «зеленка».

Вот и поселок медленно проявился из тумана, как на фотографии в ванночке с раствором.

Командир показывает жестами, что двое — по той стороне, двое — замыкающими, прикрытие, он ведет остальных по самому центру. «Елочкой» идут. Колючей елочкой. Кактусом таким. Когда каждый отвечает за свой сектор. Первый смотрит прямо перед собой, не отвлекаясь. Второй — правее, третий — левее и так далее. На каждое движение, на каждый шум, просто на непонятность какую-то — стоп! Осмотреться. Отдышаться. Прислушаться. Присмотреться. Дождаться команды — и снова вперед.

Хорошо, хоть за тыл не надо беспокоиться. В тылу все свои. И по параллельному переулку тоже идут наши. Смотреть надо на темные окна, на приоткрытые двери.

И чего они все приоткрыты? Вон, покачиваются на ветерке. И темно в домах. Во всех домах — темно и тихо. Очень тихо. Только свое дыхание. Только почти бесшумные шаги — они сами как-то перешли на бесшумную походку, когда нога аккуратно ставится на пятку, а потом перекатывается на носок.

И еще дурь такая — лишние с ними в строю. Хоть и военный этот паренек, но явно не наш. Не чувствуешь его. Он идет, разинув рот… А вот прикладом бы ему по затылку бронированному? Чтобы лязгнули зубы, чтобы рот закрылся, чтобы смотрел, как надо…

— Что за дела?

— Командир, а чего этот псих…

— Не псих, а прикомандированный психиатр. Еще раз так сделаешь — и пойдешь первым. Вопросы?

Вопросов не было. А этот — все равно Псих. Так уж его назвали сразу, так ему и зваться теперь, пока он с нами. И потом передадут в другие группы. Будет Психом на всю оставшуюся.

Впереди что-то мелькнуло живое. Стоп!

На колено. Глаза обшаривают сектор огня. Палец готов чуть-чуть прижать спусковой крючок и залить все в направлении взгляда лавиной свинца и стали. Магазины специально снаряжены патронами через раз — мягкая пуля — стальной сердечник — мягкая пуля — стальной… Не так, так этак. Не убить, так остановить, так повалить.

Ага, это наши.

Пробежали уже по соседнему переулку, заскакивая в двери и прикрывая друг друга. Теперь стоят на перекрестке и машут, показывают что-то.

— Бегом!

Это сколько угодно. Вот как раз бегом — это сколько угодно. Бегать — не стрелять. Да лучше пять кроссов, чем один бой! И пусть смеются те, кто насмотрелся фильмов или наигрался в игры. На самом деле спецназовцы очень не любят стрелять. Они любят, когда все решается само собой.

— Командир! Пусто везде! Вот только в том доме датчик зафиксировал мелкую цель!

— Собака?

— Да нет тут никаких собак… И кошек нет. Никого нет. Совсем никого.

— А что за цель тогда?

— Может, ребенок?

Надежда в голосе. Пусть не будет стрельбы. Но пусть хоть кого-то можно будет спасти.

Командир посылает двоих в обход здания. Двое — прикрывают со двора. Остальные в установленном порядке — оружие у плеча, глаз в прицеле — врываются в дом. Рассыпаются по дому парами. Докладывают из всех углов:

— Чисто! Чисто! Чисто!

Угу. Чисто. Только пылью пахнет. Остро пахнет пылью. И пыль эта — везде.

— О. Психа нашего сюда, — спокойно говорит командир. — Ну, что, прикомандированный, твоя работа начинается. Вон она, под кроватью — твоя работа.

Командир скидывает сферу и присаживается у стены. Машет остальным — вольно, мол, рассупоньтесь. Смотрит на часы, сводит брови, высчитывая.

— Полчаса перекур.

Но тут же вдруг подхватывается с места, шипит матерное, но тихое, чтобы не напугать ребенка, спрятавшегося под кровать. Стучит пальцем по наушнику, шепчет в микрофон, смотрит невидящим взглядом в пространство. Потом тычет пальцем в Алекса и Мелкого.