А, как говорил Жванецкий, кто что караулит, тот, значит, то самое и имеет. Одна банка с такой машины — да это же практически бесплатно!
— Последняя ходка, мужики, — ору я в приближающиеся красные лица.
— О-о-о! Последняя! Взялись!
Наверх мы не взлетаем, конечно, потому что десятый раз, да на пятый этаж — это все же перебор. Но поднимаемся быстрее, чем обычно. Сгружаем вещи туда, куда показывает капитан. Он жмет каждому руку, говорит скучное дежурное «спасибо». Но я по его глазам вижу, что он действительно благодарит. Потому что грузчикам со стороны надо было платить, а мы — так, бесплатно. И потом, мы все сделали быстро. И не выделывались насчет количества этажей и отсутствия лифтов. Так что его «спасибо» — оно правильное, честное.
Сморщенная старушка ходит по квартире кругами, как кошка в новом месте. Такая же недовольная, только не шипит. Трогает стены. Трогает мебель, еще не устоявшуюся на своем месте. Заглядывает в ящики. Бормочет что-то. Подходит к нам:
— Это уже все, ребятки?
— Все, все! — говорим мы, переглядываясь.
— Точно — все?
Она смотрит каждому в глаза. Но мы не первый год служим. В глаза начальству смотреть умеем: молодцевато и с придурью во взгляде. Хоть и трудно. У непонятной старушки совсем белые глаза с маленькой точкой зрачка. Это, наверное, от старости.
Капитану заметно неудобно:
— Мама, ну что вы. Как подумали только… Ребята молодцы. Раз, раз — все быстро…
Да, мы — молодцы.
— Так это — все, значит? — она снова осматривает нас в тесной прихожей — пропотевших бойцов в выгоревшей форме. — Хорошо, значит, раз так — пусть будет все. Они, выходит, молодцы, да, Алешенька?
— Еще какие! Мои бойцы, да чтобы не молодцы? — широко улыбается капитан.
— Ну, тогда, желаю вам, молодые люди того же, что вы сегодня сделали. Полной вам чаши, так сказать. И всего-всего, значит, — она как-то странно говорит, будто и не старая, а с нами из одной школы. — Ну, а если что все же не так, то в процентном соотношении, значит. Половинка — на половинку, серединка — на серединку. Это будет по-честному.
Машет на нас сухой лапкой и уходит в комнаты.
Капитан смущенно разводит руками — ну, старая, старая она. Так вы — того, этого, значит, в часть. И чтобы без шума, значит. Чтоб без патрулей и разборок.
Мы ссыпаемся вниз по лестнице, грохоча подкованными сапогами. Сержант командует, машина уже подрагивает, готовая рвануть с места. По дороге останавливаемся у булочной, закупаемся свежим хлебом. Потому что без закуси — это только салабоны будут счастливы. А нам уже не солидно как-то…
В гараже сержант кивает нам на дальнюю каптерку и тащит туда завернутую в какую-то ветошь банку. Промасленный стол накрываем газетой, выкладываем хлеб, рвем его на куски. Хохол умело вскрывает банку с бычками в томатном соусе. А сержант торжественно ставит на середину стола тяжелую трехлитровую банку.
— Это что, варенье, что ли? — разочарованно стонет Пашка-бригадир.
Бригадиром его назвали, потому что он гражданке был бригадиром. Не тем, что в кино с бандитами — этих мы как раз ненавидим просто. Он на стройке настоящим бригадиром был. Вот пришел сразу после школы — и до бригадира за полгода поднялся. Потому что правильный мужик — Пашка.
— Наливка это, мужики! Настоящая домашняя вишневая наливка!
А наливка — это такая вещь, такая, знаете, вещь… Это когда в банку насыпают мытую вишню «по плечики», а потом заливают до крышки спиртом. Ну, или водкой, если ты не медик и к спирту отношения не имеешь. Хотя, со спиртом получается гораздо круче. Мозги отшибает на раз-два-три.
— О-о-о… А не заметут нас тут по такому делу?
— Завтра же суббота! Кому мы, нафиг, нужны? Ну, кроме нашего капитана? А он, считай, сам нам должен.
И то верно. А сколько нас тут, получается? Сержант много не выпьет. Пашка — он пить здоров, крепкий, зараза. Хохол пьет и не морщится. Водиле, Воробью нашему, чуток. Ну, мне стакан, наверное… Так ведь еще и останется на все выходные! Это я так думаю, подставляя стакан.
— Дембель неизбежен, — говорит сержант традиционный тост, как старший по званию.
Мы выпиваем стоя и начинаем праздновать неизбежность всехнего дембеля.
* * *
Голова тяжелая какая… И рука трясется основательно. Вот же, как бьет-то в голову. Точно — на спирту наливочка. Мозги отшибает просто напрочь.
— За что пьем, мужики? — с трудом выдавливаю из себя слова.
Вот и губы онемели, как от наркоза у стоматолога — точный признак хорошего опьянения. Хорошего, это значит — сильного.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу