Александр Карнишин - На самом деле

— Да где он служить-то мог в то время?

— Похоже, в ГРУ. Военные всегда с МВД на ножах были…

Ранним утром из третьей квартиры вытаскивали носилки с телом Кузьмича. Санитары говорили, что у старика было кровоизлияние. Нельзя при слабых сосудах столько пива пить — рвет их, старых, как хомячков. Какие-то военные, вызванные врачами, осматривали комнату, рылись в шкафу, делали опись вещей. У старика не было никого близких в Москве.

— Товарищ капитан, — обратился здоровый мордастый сосед, вышедший в коридор в розовом махровом банном халате и китайских тапках на босу ногу. — А правда, что Кузьмич наш офицером был?

— Майором запаса, да.

— Он, болтают тут у нас, в спецназе служил?

— Какой спецназ? Пожарный всю жизнь. И звание у него не армейское, а внутренней службы.

— А ордена?

— Медали у него одни. Юбилейные, да за выслугу.

— Так он же вроде еще и воевал?

— В сорок пятом ему шестнадцать всего было… Ладно, ребята. Пойдем мы уже.

— Ну?

— Вот тебе и ну. Говорил же Кузьмич, чтобы не болтали лишнего.

— А чего ж ты полез тогда к этому капитану?

— Так, надо же было как-то сыграть. А то было бы совсем подозрительно — сосед умер, а мы и не удивляемся даже. Пили вместе — и пофиг всем на человека.

— А контора, видишь, и в старости достает. Не спят.

— Интересно все же, кто на Кузьмича стукнул? Вот что меня теперь мучить будет.

— И меня…

«Что, блин, опять Новый год?»

Просыпаться задолго до будильника под треск петард было не просто тяжело. Это было противно. И не потому ведь, что похмелье или болезнь, или лег, например, слишком поздно вчера. Совсем нет. Он вообще последнее время ложился рано. А вставал по привычке по будильнику. И шел после легкого завтрака — растворимый кофе и булочка — в город. Зачем? Что искал на осенних улицах?

Иван поморщился, растирая лицо обеими руками.

«И еще эти укуренные аборигены со своими праздниками!»

Откуда вдруг пошла эта дурацкая мода салютовать любому празднику привозной китайской пиротехникой? День рождения, первый месяц вместе, неделя от рождения ребенка, полгода любимой машине, два года офису, просто «с пацанами встретились»…

Он все-таки дождался сигнала будильника, нажал на клавишу, полежал еще минут пять. Ну, что, лежи-не лежи…

Пиротехника эта еще и потому тошнотой отдавала для Ивана, что в этом году он на ней уже «поскользнулся». Пошутил сдуру. Второго января замдиректора звонил ему домой — мол, чего не вышел, договаривались же — а Иван шутку пошутил. Любил он шутки шутить. Сказал, что стрельба у него под окнами и что выйти боится поэтому.

«Ничего не ответила Золотая рыбка, только хвостиком, блин, махнула…»

Ну, чего стоило просто по-мужски сказать, что похмелье дикое и потом отработает? Вот же…

Когда летом начали по одному приглашать и давать подписать бумажку о сокращении, Иван оказался первым в списке.

А теперь вот так. С утра пораньше. Стрельба, ага. Надо сейчас сильно забояться и никуда не пойти. Все равно уже некуда ходить.

Ипотека не выплачена за однушку. Второй уже месяц просрочки пошел. И надежд, в сущности, никаких. Таких, как он — пруд пруди. Интернет вот вчера отключили. Консьержка каждый раз чуть не за рукава хватает, напоминая, что пришла пора вносить деньги. И каждый день он объясняет, что задержки с зарплатой, что вот-вот завтра-послезавтра он отдаст сразу за два месяца. Ага. Отдаст. Если на работу устроится. И если аванс выпросит. Если устроится…

Кофе был жидкий, потому что Иван клал последние три дня не две ложки, как привык, а одну, да и то — без «горки». Банка была почти пустая, а купить кофе — это все равно, что десять буханок хлеба. Но хлеб хоть помереть с голоду не даст.

Кофе, хлеб. Типа, завтрак. Стоя перед кухонным окном. Глядя на серую промозглость на улице. Переворачивая по сотому разу в голове разные варианты. Может, убить кого-то?

Иван скривил в усмешке губы. Ага. Убийца нашелся. Киллер, мать его. Да даже если бы и решился — кого убивать? Где те деньги, которые по телевизору показывают? Красивые такие упаковки денег. В сейфах, в магазинах, в банках… Так дело пойдет, придется в метро с кепкой стать и табличку повесить: подайте, мол, жертве офисного кризиса. На хлеб, мол, не на водку. Правда, места в переходах все заняты. Там стоят уже привычные фигуры, некоторые по несколько уже лет. Узнаваемы. Он лично никому ни разу не подал. С чего бы ему стали подавать-то?