Дуглас Коупленд - Эй, Нострадамус! [litres]

– Нет.

– Вот видишь. Век живи, век учись.

– Нарциссы… Не те ли это цветы, которые по преданию не то чтобы плохие, но и не совсем безгрешные… Тщеславные, что ли?

– Знаешь, как Редж бы ответил на твой вопрос?

– Как?

– Он бы сказал: «Кто мы такие, чтобы наделять людским грехом гордыни ни в чем не повинные цветы, которым всего-навсего дали неудачное имя?»

– Великодушно с его стороны.

– Правда, взглянув на цветы на нашей свадьбе – в основном это были тропические растения, – он назвал их блядскими.

– Надо же!

Когда я вышел из ванной, женщины пристально оглядели меня. Мама протянула апельсиновый сок:

– На-ка, выпей. Твой организм взывает о витамине C.

А потом, ставя тарелку с супом на стол:

– Джейсон, когда же ты побреешься? О твою щетину впору ножи точить.

Им и невдомек, что в эти минуты я ощущал себя попавшим в рай.

– Когда Редж изменился? – спросила маму Барб.

– В смысле – ушел в религию?

– Да.

– Наверное, через год после рождения Кента. Непонятно с чего. Джейсон, милый, подложи салфетку, я только что вымыла пол.

– В один день?

– Нет. Я помню, как лицо его постепенно ожесточалось. Наверное, все дело в серотонине. Если бы я тайком подсыпала ему в кофе велбутрин, про который сейчас распинаются в рекламе, мы бы остались счастливой парой. А так он отчуждался все больше и больше. К тому времени, как дети пошли в школу, мы спали в разных кроватях. Я уже крепко пила. Он не возражал: пьяная, я оставалась на месте, и со мной можно было не разговаривать. Не то чтобы мне было о чем с ним говорить…

Только что позвонили по сотовому. Пора идти. Лес говорит, нам перевели деньги за работу, так почему бы не отпраздновать? Сейчас одиннадцать утра.

После предыдущей записи прошло шесть дней. Вот отчет о моих похождениях, насколько я могу их вспомнить.

Мы с Лесом пошли в «Линвуд-инн», трактирчик для портовых рабочих, ютящийся под мостом Секонд-нэрроуз. Не знаю, от жары ли или от несъедобных куриных крылышек, но к часу дня нас изрядно развезло. Тут в трактир зашел крысеныш Джерри, портовый ворюга, которого я в последний раз видел во время суда в 1992 году: тогда в его пикапе нашли полный багажник украденных лыж. Он купил нам кувшин пива, расплатившись банкнотами из туго свернутой пачки, а потом сказал, что у него есть катер на продажу – шестнадцатиметровое суденышко с двигателем в пятьдесят лошадок, и предложил прокатиться.

Посудина и впрямь оказалась милашкой, причем очень просто устроенной: корпус, двигатель, ветровое стекло да рулевое колесо – ну прямо плавучая «хонда-сивик». Оцинкованное дно покрыто кристаллами соли; лопасти винта вспенивают изумрудную воду и мешают ее с голубоватым дымом.

Гавань была забита торговыми судами. Матрос с одного из них, ржавой китайской громады, чем-то в нас кинул – скомканным обеденным пакетом или еще какой-то ерундой, – но Джерри воспринял это как личное оскорбление, подрулил к борту китайского сухогруза размером с десятиэтажный дом и начал орать по-китайски.

– Джерри! Где ты выучился китайскому?

– У своей бывшей. Одиннадцать лет супружеской жизни – и у меня остались только китайский, гепатит C да мастерское обращение с дарами моря.

Матрос наверху исчез, и мы начали уговаривать Джерри убраться подобру-поздорову, однако он и слушать нас не хотел. Матрос появился вновь и теперь запустил в нас чем-то походившим на краюху хлеба – не знаю, что это было, только оно оказалось тяжелым, как чугун, и пробило в корпусе дыру размером с тарелку. Катер мгновенно затонул, а мы поплыли к берегу, туда, где виднелось Саскачеванское зернохранилище. Нашли старые ржавые ступеньки, вскарабкались по ним и оказались на грязной железнодорожной сортировочной станции. После прибрежной воды нас покрывала пленка машинного топлива, к которой легко приставала серая пыль, как мука к треске. Лес неистовствовал: жена годами пилила его за дурной вкус в одежде, и сегодня он впервые надел брюки, которые супруга для него купила.

– Она с меня шкуру сдерет, – брюзжал он.

– Слушай, Джерри, – спросил я, – что ты такого сказал тому китайцу?

– Ну, сначала он меня послал, потом я его послал, потом он пригрозил, что потопит катер, а потом выполнил обещание. А, все равно чертова развалюха грелась как печка. Даже лучше, что она затонула.

Джерри вытащил из кармана сотовый телефон и объявил:

– За нами приедут.

Чтобы добраться до дороги, нам пришлось перейти восемь путей, по которым сновали поезда, подчиняясь неведомым законам железнодорожного мира и всякий раз норовя нашинковать нас на мелкие ломтики.