Алексей Свешников - Кошка с Собакой 2 [litres]

Серые коридоры городской больницы освещались моргающими неоновыми лампочками. И хорошо ещё, что некоторые лампы моргали, больше половины не горели вообще. Всему виной было недостаточное финансирование – бич современного демократического общества и вставшей с колен России. Археологи, роясь в летописях, оставшихся от нашей эпохи, будут с ужасом читать, что «в город N пришло недостаточное финансирование государственного сектора» – и будут ещё долго сокрушенно качать головами. Как это, мол, так вышло у них? Страна на подъёме, а такое заболевание победить не смогли?

Стены были выкрашены серой краской на высоту чуть больше метра от пола, дальше они были побелены. Но последний ремонт был очень давно. Когда? Никто с ходу и не вспомнит, а поскольку время не щадит никого и ничего, то и от побелки тоже осталось только воспоминание. В тех местах, где долгие годы бились о стены носилки с пациентами, остались многочисленные вмятины и сколы. Окна – с давно не мытыми стеклами, а в некоторых местах вообще без них. Попадались и окна, где количество недостающих стекол на одну раму превосходило какую-то критическую величину, тогда вместо стекол, появлялись грязные, разбухшие от времени и влаги фанерные листы. Персонал в халатах с застиранными пятнами крови и лимфы перемещался по этим жутким, полутёмным лабиринтам, довершая картину современного уровня медицинского обслуживания населения.

Где-то посередине больничного комплекса, на третьем или даже на втором этаже, в одном из кабинетов горел неяркий свет. Старшая сестра Леночка, заступившая на смену четыре часа назад, и дежурный хирург коротали время за сигаретами и чтением газет, находившихся в кабинете в большом изобилии. Хирург, изнурённый недельной пьянкой, отправился спать в перевязочную, и Леночка осталась одна. Она работала в этой больнице уже пять лет. Всё было ей знакомо, и она ко всему привыкла. Никаких перспектив её нынешнее положение не сулило. О том, чтобы попробовать начать где-то с нуля, она даже не думала. Но о таких проблемах, которые гнетут в основном людей честолюбивых, она не задумывалась, а просто плыла по течению. Она всегда голосовала за тех, кого советовали по телевизору, она покупала в магазинах экономкласса продукты, на которые объявлялась скидка. Она была тем, кого гордо называли «электорат». Она делала свою работу ровно настолько, насколько этого требовали инструкции. Она смотрела на мужчин, с которыми встречалась исключительно, как на возможность подняться хотя бы на ступеньку выше по социальной лестнице. Ей очень хотелось достать стильный мобильный телефон из дорогой сумочки, сойдя с трапа самолёта в аэропорту де Голля, позвонить подруге и сказать, что в Париже всё ещё жарко и ехать пока не стоит.

А пока она буднично спасала чьи-то жизни – это была её работа. Когда в её дежурство умирал пациент, то первым делом она проверяла правильность выданных препаратов, а потом, заполнив нужные бумаги, шла пить чай. Она была такой, какой и должен быть человек на этой работе в городской больнице с грязными стенами, разбитыми окнами и недостаточным финансированием.

Леночка просмотрела истории болезней пациентов на отделении. Ничего интересного. Наркоты со своими флегмонами и передозами. Леночка поморщилась: отвратительные субъекты, невозможно капельницы ставить – ни одной вены не найти. Опять старый дед из третьей обосрётся ночью. Было бы здорово, если бы это случилось под утро, после того как её дежурство закончится… В реанимации до сих пор никак не может умереть этот, после автокатастрофы… Леночка рассчитывала, что к сегодняшней смене его отключат от ИВЛ. Зачем держать человека на трубе, если и так понятно, что у него никаких шансов? Подумаешь повышенная мозговая активность? Человек уже во всю с Богом разговаривает…

Но врачам виднее.

Надо хотеть… Иногда всё хорошее, что ты пытаешься сделать и ради чего ты идёшь на жертвы, разбивается о подлость и предательство. Когда твои идеалы – книжные герои, и ты хочешь прожить жизнь так же, как они, очень трудно осознать, что рядом живут, ходят и дышат с тобой одним воздухом подлецы и мрази. Они прячут свои поступки и мысли за улыбками, они протягивают тебе руку, но в другой руке у них всегда нож, и как только ты отвернёшься, они вонзят его тебе в спину. Когда такое случается, и земля уходит у тебя из-под ног, и ты стоишь, и гнев заслоняет солнце, и ты уже тянешься чтобы задушить «это», как какого-нибудь самого гнусного гада, чтобы и следа его не осталось на земле, будь готов, что и тогда они спрячут свои злодеяния за самое святое, что остаётся у тебя и, трусливо прикрываясь, будут гаденько улыбаться и искать оправдания. И ты отступишь. Ты поймёшь, что нельзя становиться злом, борясь с ним. И зло останется жить, и оно, отойдя от того страха, который испытало, опять начнёт поднимать голову, а ты уже ничего не сможешь поделать, потому что тебя не будет. Такова эта чёртова жизнь. Таковы законы этого общества. И последней яркой вспышкой твоего сознания будет мысль, что ты уже не в силах нести справедливость в этот мир. Ты не сможешь цинично забить врага, который пришёл в твой дом и, пользуясь отсутствием хозяина, творил в нём зло. Ты не сможешь, потому что, сделав это, ты лишишь своих близких защиты, и тебя самого объявят злом, оклевещут и отправят отбывать срок, а твои дети будут жить без отца. Зло спрячется за то, что для тебя свято. Будь готов к этому. Но не прощай, никогда не прощай зла и как только сможешь ударить, не навредив своим родным – бей. Бей, не думая, бей со всей силы, бей так, чтобы зашаталась земля под твоими ногами, потому что, если ты не сделаешь этого, зло будет думать, что ему позволено всё.