Алексей Свешников - Кошка с Собакой 2 [litres]

Парочка заказала еду, официант внимательно их слушал, кивая так сосредоточенно, будто речь шла как минимум о теории поля.

Пора, наверное, было отчаливать, осторожно, чтобы не нарушить идиллии.

Я сделал жест официанту, чтобы он подошёл. Быстро расплатился и встал, стараясь не шуметь. В этот момент Ольга обернулась и наши взгляды встретились. Её спутник что-то рассказывал, вовсю помогая себе жестами. Я безучастно прошёлся взглядом по ним и вышел.

Я просто не хочу больше ничего.

На улице меня догнала Ольга, люди обходили нас, как льдины обходят мостовые сваи. Далее состоялся такой монолог:

– Это не то, что ты думаешь.

Я молчал. Я просто не хотел больше ничего.

– Что ты молчишь?

Я не знал, что ответить. Да и не хотел… Я больше ничего не хотел.

– Ты был невнимателен ко мне!

Вот ведь психология. Я сразу попытался понять, когда я был невнимателен, в чём проявлялась суть этой претензии. В каких-то действиях моих, или, наоборот, в бездействии? Стоп! Зачем я начинаю всё это ворошить?

Бойся тех, кто пытается вызвать у тебя чувство вины, говорил старик Конфуций.

Я развернулся и пошёл прочь. Наверное, я был человеком старых взглядов. Может и был смысл вступить в беседу, обсудить ситуацию, но зачем?

Какой смысл в отношениях, если люди полностью не принадлежат друг другу. Это как вопрос, насколько сильно ты любишь. Можно или любить, или всё остальное. Остальное в моей жизни было в избытке и больше меня не интересовало. Если не суждено, значит не суждено.

Я дошёл до машины. Убрал заложенную за дворник визитку назойливой рекламы и поехал на работу.

Кошка с Собакой придумали, чем мне заняться… Буду заниматься – ничем. В прямом смысле этого слова. Как в анекдоте про эстонца, который будет раскачиваться на кресле-качалке только спустя три года, как в него сядет. А пока есть работа, есть друзья, есть эти двое, вечно недовольные и самые близкие. Остальное нам не положено. Да и это по нынешним меркам – роскошь.

После работы, помня, что еду за город, заскочил в магазин. Закупил по списку, что надиктовала Кошка. Смешно было, когда я вывалил на кассе восемь детских маленьких сапожек.

– У вас столько детей? – не удержалась продавщица.

– Нет, четыре для собаки, а те, что совсем маленькие – для кошки. Сейчас же осень зарядит поливать. Чтобы грязь в дом не тащили, самое то.

– Ага! – засмеялась она в ответ, думая, что я шучу.

Стемнело. Я ехал не быстро, дорога была плохо освещена, и дождь вроде как собирался накрапывать. Перед перекрёстком сбавил скорость, хоть у меня была и главная. Как я не заметил этот КамАЗ?

Права была Оля про то, что я невнимательный.

В детстве все были детьми. Такая вот тавтология. Кто-то, конечно, уже ничего не помнит, кто-то – пытается забыть. Есть чудаки, вспоминающие детство, как лучшие годы своей жизни. Кому-то повезло настолько, что они умерли, так и не родившись, кому-то повезло меньше – добро пожаловать в реальный мир.

Я, как ни странно, дожил до возраста, до которого обычно доживают взрослые. Отмотал сорок с лихуем. Доковылял как-то сам. Почти без посторонней помощи, и даже могу заявить со всей ответственностью и гордостью, что «мне не мешали», не душили алым кумачом, не песочили на партсобраниях, не ставили на вид, не заносили в личное дело. Меня учили в школе, в техникуме, потом в институте. Я не добился каких-то заоблачных высот в бизнесе и, к своему сожалению, не научился играть на скрипке. Но всё это от собственной лени, никто в этом не виноват, кроме меня самого. Я и есть тот, кто может всё, надо только хотеть чего-то и идти к этому. Идти, невзирая на усталость и лень. И всё придёт. Пусть и к сорока с лихуем…

Хотя было у меня и одно свойство, которое здорово помогало – я воспринимал жизнь, как игру. А играть я начал с самого детства. Там же, в детстве, среди прочих игр, довелось мне пускать солнечных зайчиков. Для этого требовались зеркальце и солнечный свет. Если поместить зеркало в пучок фотонов, то, согласно законам физики, эти самые фотоны отразятся от поверхности и переместятся в пространстве на любой объект, куда вы их направите. Можно слепить глаза уличным прохожим, высунувшись из окна, можно перемещать зайчика с бешеной скоростью по стене дома напротив. Много чего можно. Особенно в детстве, когда время не имеет значения, а важны только солнечные зайчики. И мама с папой.

Еще в детстве мне довелось побывать в больнице. Это была старая больница на Греческом проспекте, называлась она Детская горбольница имени Раухфуса. По-моему, мне вырезали аппендицит. Я до сих пор не силён в медицине. О больнице у меня остались смутные воспоминания, всё-таки это было очень давно, помню только, что мы лежали в общей палате, нас набралось человек десять сорванцов. Целый день, с утра до вечера мы травили анекдоты. Сначала это было чертовски весело, но, когда меня разрезали и, поковырявшись во внутренностях, зашили обратно, смеяться стало чертовски больно. Но мы стойко держались и продолжали ржать, только теперь приходилось сгибаться напополам, чтоб не тянуло швы. Тогда всё это воспринималось, как игра. К сожалению, игры рано или поздно заканчиваются. Рано или поздно начинается жизнь. Обычная, беспощадная и неотвратимая. Если вы не прикрыты мамой с папой, то все её прелести вы прочувствуете сразу и, согнувшись под её тяжестью, так и продолжите двигаться, пытаясь распрямить спину. Как я уже сказал, если не лениться, то рано или поздно это получится. Чем хороша жизнь? От неё невозможно убежать и спрятаться, она всегда найдёт тебя и ворвётся в мысли и поступки. А чем она плоха? Только тем, что заканчивается.