Александр Бушков - Темнота в солнечный день

– Слушай, Рубенс, – сказал Митя тихо. – На всякий случай, чтоб ты знал… Из наших Танюху никто не драл, она наособицу живет. А то вдруг у вас чувства и ты черт-те что подумаешь…

– Да какие там чувства, – махнул рукой Рубенс. – Стандарт, походно-полевой роман – гусар проезжий и местная красотка нестрогих правил. То ли гусар первым ускачет Наполеона дальше гнать, то ли красотка местным исправником увлечется. При любом обороте никто из них плакать не будет… Митрий, так как насчет Марины? Никакой обнаженной натуры, ты не думай. Меня не она в данном случае увлекает. Не та сверхзадача. Понимаешь, у Марины лицо интересное. Для художника, я имею в виду. Даже не знаю, как сказать. Выразительное, одухотворенное, загадочное чуточку. Может, потому что она… ну, такая. Танюха красивая, сам прекрасно знаешь, а вот у Марины лицо интереснее. Так на нее и просится то ли платье пушкинских времен, то ли просто шляпка с пышным пером, как до революции носили.

– Ага, – понятливо сказал Митя. – Вторая «Незнакомка» Блока?

– Да, что-то вроде. Я еще не решил окончательно. А может, и придворная красавица Екатерины Великой… В общем, ретро. Вот насчет этого ты как?

– А вот насчет этого горячо поддерживаю, как советский народ мудрые решения родной партии, – сказал Митя. – Обязательно с ней поговорю, сегодня же…

Рубенс ухарски подмигнул:

– А вот лично и персонально для тебя я бы и обнаженную натуру сделал. Сердце мне вещует, не отказался бы на стенку повесить?

– Да ты знаешь, не отказался бы, – усмехнулся Митя, представив, как Марина будет смотреться меж двух кинозвездочек (которых, может, лучше будет вообще убрать – они для него, в отличие от Марины, чистой воды абстракция). – Небольшую, конечно. – Он очертил в воздухе прямоугольник обоими указательными пальцами. – В общем, размера «Огонька». – Он спохватился: – Вот только я все равно…

– Да ей и позировать не придется, – успокоил Рубенс. – Память у меня профессиональная, а представить ее вообще без купальника, извини, легче легкого. Может, у тебя какие-то конкретные мысли и идеи есть? В каком образе, в каком антураже…

– Подумаю как следует, потом скажу, – кивнул Митя. – Вот только… А сколько стоить будет? Я слышал, художники деньги лопатой гребут.

Рубенс смотрел все так же невесело:

– Митрий, далеко не все, не всегда и не везде. Это тебе нафантазировал кто-то. У меня не то что лопаты, но и совочка для денег нет. «Плиску» поставишь, и ладушки, пьем вместе. Ты к «Плиске» как?

– Очень даже положительно, – сказал Митя. – Так-то я винцо в основном, как все наши, но и «Плиску» иногда уважаю.

– Заметано. Насчет антуража я бы тебе посоветовал… Впрочем, дело твое, для тебя портрет, не для меня. Так что… – Он прислушался. – Пошли-ка твою Марину спасать, а то Тёмка ей сейчас мозги крепенько вынесет, он может, несмышленыш…

И точно. Когда они подошли, Тёмка, уже усидевший свой лимонад, с большим энтузиазмом допрашивал Марину:

– Тетя Марина, а у вас с дядей Митей дети есть?

– Да нет пока, – засмеялась Марина.

– А почему?

И отчаянно завизжал от неожиданности – тихонько подкравшийся Рубенс уцапал его под мышки и поднял выше головы. Чуть приопустил, сказал веско:

– Потому что капуста плохо растет, Тимофей. Маловато там детей стало. Вот когда тебя нашли, много капусты было… Ну, пошли, окунемся, а там и ехать пора. Мама просила, чтобы тебя, как штык, к пяти домой.

– Пап, а ты сегодня у нас жить станешь или опять на старую квартиру поедешь?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил Рубенс с наигранной веселостью (но Митя-то хорошо видел его грустное лицо) и бегом понес карапузика к воде.

– Они в разводе, я так поняла? – спросила Марина.

– Ага.

– И ребенок, конечно, у нее… Ну, как всегда. А что у них стряслось?

– Вот уж не знаю, – сказал Митя. – Мы с ним вообще-то три дня как знакомы. Только вот отчего-то создалось у меня впечатление, что он про бывшую говорит без всякой злости. Кто их знает, что у них там не срослось, мало ли в жизни хитрых завитушек…

И добавил мысленно: вот и получается, что удача в личной жизни не зависит ни от отсутствия, ни от присутствия зрения. А вообще, интересная штука жизнь. Есть сильное подозрение, будь Марина зрячей, они не только в одной постели не оказались бы, но и вообще не пересеклись – в тех самых параллельных мирах обитали бы…

И еще кое-что пришло на ум, серьезное и довольно неожиданное для него, – как-то не привык он размышлять о таких материях, – но он, конечно, этими мыслями с Мариной не поделился, вообще постарался о них больше не думать.