Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Ну да, об этом Катай тоже говорил. Вот так и ловят. Братом родным тебе покажется, другом задушевным… А потом – хвать! Это сейчас не человек, это жизненная функция по имени «милиционер», нельзя ни забывать об этом, ни расслабляться…

– Не было, – сказал Митя. – Ну, поцеловались пару раз. А что, за поцелуй тоже сажают?

– В данном конкретном случае – вряд ли, – серьезно сказал Митин, как-то так незаметно сбросив личину задушевного друга. – Ладно уж, если неофициально, а официального не будет… Юлька тоже ничего, кроме поцелуев, не признает. Врет, конечно. И ты врешь, как нанятый. Не могли вы немного не подурачиться… Возраст такой у обоих. Кровь играет, глаза боятся, а руки делают… Ну, что было, то прошло. Прошло, – с нажимом повторил он. – Ты хорошо понял? Что молчишь?

– А если скажу?

– Ну, скажи, – без раздражения ответил Митин. – Я ж говорю, давно хочется тебя послушать, а то я один, как Махмуд Эсамбаев, на сцене выплясываю… Изложи свою позицию, если есть. А я понять попытаюсь. Я ж пришел не по почкам тебя бить и не на нары тащить, мне тебя как можно лучше понять нужно, чтобы дело кончить как следует.

– Верите, что я ее на секс не раскручивал?

– Ну, верю.

– Тогда кому это мешает, что мы дружим чисто? Или отцу этого никак не втолковать? Вбил себе в голову, что я ее непременно в постель потащу?

– Ну, не так чтобы вбил, а подозрения присутствуют. А у матери особенно. Родители, что поделать… Тебе пока не понять, сопляк еще. Но есть, Дмитрий, еще одна закавыка, главная… Знаешь, наверное, как у Юльки с английским обстоит?

– Знаю. Отлично обстоит.

– Вот именно. Сам-то языки знаешь?

– Русский да матерный.

– Вот и я так же… А Юлька берет книгу на инглише и читает, как по-русски, без запиночки. Учителя говорят, способности у нее к инглишу потрясающие. Такие, что ей после школы не в наш пед надо поступать – что он, по большому счету, дает? Учителей плодит… – а в шантарский универ на иняз, чтобы заниматься языком на полной серьезности. Это у родителей заветная мечта – чтобы Юлька вышла по этой части в большие люди, в ученые или как там это называется…

– Языковеды.

– Во-во. Мишка – шоферюга с восемью классами, жена – с техникумом. И такая карьера для дочки – для них мечта заветная. И ради этого Мишка десяти таким, как ты, ноги переломает, как я за ним ни присматривай. Она тебе не говорила? Мишка уже паре одноклассничков, что очень уж настойчиво ее провожать взялись, пообещал много нехорошего, об забор легонько вытер, за кислород подержал… Она не говорила?

– Нет, – мрачно сказал Митя.

– Вот такой расклад… И совсем не в том дело, что у вас разница в годах. А в том, что от золотой медали и универа ее ничто отвлекать не должно. Мальчики в первую очередь.

– А ее-то саму спросили, как она на это смотрит? – спросил Митя, глядя исподлобья.

– Маленькая она еще, чтобы в этом вопросе свое мнение иметь, – тихо и серьезно, с непреклонным жестким лицом сказал Митин. – Тут я с Мишкой согласен на все сто. Если ей светит такое будущее – вся родова в лепешку расшибется, чтобы у нее все получилось. И ты… да и любой вроде тебя в данной ситуации – камешек под ногами. Отопнули – и не заметили. Крепенько это себе уясни. Не в тебе дело…

– А…

– Все! – Митин резким жестом поднял ладонь. – Поговорили. Разговор кончился. Теперь речь о другом: что с тобой будет, если ты все же окажешься дураком и от Юльки не отцепишься. Нарисую полную перспективу, как на этой картинке… – он кивнул на портрет Марины. – Пугать я тебя не буду. Ты не дурак. И шить ничего не буду. Я, Дмитрий, в жизни дел не шил, у меня офицерская честь есть. Зачем дешевить, погоны пачкать, если кончить все можно совершенно по закону, так, что, собери ты адвокатов со всего мира – не опротестуют… Чисто всё будет, Дмитрий, чистейше…

Он замолчал, закурил, неторопливо выпуская дым, сделав вид, что полностью поглощен портретом Марины – но, Митя видел, краем глаза зорко следил за ним. Понемногу стало подступать беспокойство, особенно сильное оттого, что неизвестно было, с какой стороны ждать удара. А удар сейчас должен последовать, дураку ясно…

Наконец Митин погасил окурок, улыбнулся одними губами.

– Когда сам подставляешься, Дмитрий, никто тебе не виноват, – сказал он сухо, с расстановкой. – Я тобой уже с недельку занимаюсь частным образцом, что твой Шерлок Холмс, – у тебя вон, вижу, стоит. С участковым поговорил, знакомых потревожил там и сям… Знаешь, что выяснилось? По твоим дворовым делам взять тебя не за что – увертливы вы, стервецы… Оно и понятно, зная, что с Катаем приятельствуете. Он давно завязал и молодых на дела посылать не пробует, знает, чем это пахнет, – но по приятельству у вас что-то вроде юрисконсульта, только наоборот. Хорошо надрочил, как хвост вовремя из мясорубки выдергивать, а лучше вообще от нее подальше держать… Но есть еще кое-что, от чего десять Катаев советами не спасут…