Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

По словам Олега Зырянова, Нацист требовал от него показаний о том, что Баженов и Зырянов входили в так называемую «группировку Михаила Скрипника», одного из крупных предпринимателей Иркутска того времени, и по его указанию расстреляли Киселя и Телущенко. Зырянов, подписав после падения из окна показания, свидетельствующие об участии Скрипника, Баженова и Зырянова в покушениях на Киселева и Телущенко, легитимизировал их арест. Никто из них впоследствии не признает своего участия в инкриминируемых им преступлениях. Но если Зырянов выстоит, пережив пытки электрошоком и «пресс-хату», то Баженова будет ждать совсем другая судьба. Вскоре его найдут повешенным в камере иркутского СИЗО. Сохранится только фактически посмертная записка, которую Баженов перед смертью успел передать на волю. Больше ничего он написать не успел…

«…14 октября 2003 года я был задержан сотрудниками милиции, зверски избит… сотрудниками СОБРа… В то время как я лежал на холодной земле лицом вниз, меня били ногами по голове, по телу, по ногам и рукам, на застегнутые наручники мне наступили ногами всем весом, застегнув их так, что через некоторое время я не чувствовал своих рук, они онемели, и я не мог пошевелить даже пальцем. Когда меня доставили в отдел (УБОП), через некоторое я понял, что когда меня задерживали, то это были только цветочки. Оперативники издевались надо мной около полутора суток, меня раздевали донага и, пристегнув наручниками к батарее, били руками, ногами, палкой по голове, телу, рукам, ногам, в пах, подключали ко мне электрический ток, требуя, чтобы я признался в преступлениях, которые я не совершал…

…После этого я был помещен в СИ-1 Иркутска. Я думал, что издевательства закончились, но на самом деле все только начиналось. Меня постоянно переводили из камеры в камеру, где я содержался с лицами, ранее судимыми и уже осужденными. Мне не давали спать, есть, пить по ночам, а утром меня вывозили в УБОП, где продолжались издевательства со стороны сотрудников; так продолжалось около десяти дней, все это время я не имел возможности встречаться со своим адвокатом… Позже меня этапировали в СИ-1 г. Красноярска, где опять же меня постоянно переводили из камеры в камеру, причем везде сокамерники оказывали на меня психологическое и физическое давление с целью получения от меня информации касаемо моего уголовного дела, при этом показывая прекрасную осведомленность с материалами дела и не скрывая от меня, что из Иркутска было негласное распоряжение сломать, уничтожить меня физически и морально. 11.12.03 я был доставлен в город Иркутск, мне продлили сроки содержания и снова поместили в СИ-1 Иркутска. Через некоторое время я повстречался со следователем С., и он мне сказал, что сделает все возможное и невозможное, чтобы посадить Скрипника, что это распоряжение сверху, дело его чести, и ради этого он не остановится ни перед чем. Что ради получения звезд на погоны он пойдет по головам. От меня требовались порочащие Скрипника показания. После этого в СИ-1 г. Иркутска со мной начали „работать“ с особым усердием. У меня не было возможности отправлять жалобы, письма, записаться на осмотр к врачу, я был лишен бани, прогулки, возможности получать передачи с продуктами, личными вещами, лекарства, предметы гигиены и первой необходимости. Меня избивали и издевались надо мной, добиваясь одного: чтобы я делал так, как говорит С. Он угрожал, что по его распоряжению меня изнасилуют, сделают мою жизнь в тюрьме невыносимой. Он утверждал, что я у него не первый такой, что это целая система, отработанная годами. Через несколько дней в камеру, где я находился, ночью вошли несколько человек, они напали на меня, скрутили, связали и изнасиловали, засняв все это на видеокамеру. Вскоре опять появился С., держа в руках видеокассету, он спросил, достаточно ли мне и готов ли я сотрудничать. Получив отрицательный ответ, Савкин сказал, что тогда будут страдать мои близкие — жена, родители. Что он сфабрикует против них дело. Конкретно он говорил о моей жене Н., якобы за девять лет совместной жизни она могла быть невольной свидетельницей подготовки какого-либо преступления, могла слышать что-либо, наконец просто можно было подкинуть ей наркотики. С. дал мне время подумать над этим… Позже в кабинете у Савкина произошло следующее: узнав, что я по-прежнему ничего не надумал, Савкин набрал номер телефона Н. (жены) и, узнав, одна ли она, не слушает ли ее разговор кто-нибудь еще, сказал ей, что если она желает увидеть своего мужа, то должна собраться, никому ничего не говорить и, когда ей позвонят дополнительно, прийти в УБОП… Когда дело касалось меня одного, я готов был терпеть что угодно, но когда коснулось моих близких, мне ничего не оставалось, как сделать так, как требовал от меня С. Я собственноручно написал под диктовку С. все, что ему было нужно, и согласился дать показания…