Бенджамин Вуд - Станция на пути туда, где лучше

По прямой, будто вычерченной по линейке улице они выписывали загогулины, пьяные от коктейлей и друг от друга. Девушка запустила руку в задний карман его летних брюк. Я сбавил шаг, держась от них чуть поодаль, не зная, как быть дальше. Лицо ныло нестерпимо. Они шли мимо ресторанов, тату-салонов, миновали кошерный рынок. Я тащился следом по авеню А, через два перекрестка на север; наконец они нырнули под строительные леса на Двенадцатой Восточной, где гигантские опоры будущего многоквартирного дома были обшиты фанерой и обмотаны пленкой. Неживой свет ртутных ламп во временном переходе. С улицы не видно, что творится внутри. Впереди никого. Оглядываюсь – ни души. Я ускорил шаг. Нас разделяло лишь несколько метров. Под мышкой у него торчал ноутбук, что подогревало мой гнев.

– Эй! – Я налетел на него. – Ты Фредди, да?

Он растерянно оглянулся, и я схватил его за горло, да так, что он дернуться не мог. Щетина впивалась мне в ладонь, шея изгибалась под моей рукой, прочная и в то же время податливая. Я толкнул его, прижал к доскам, впился в него свирепым взглядом, ноутбук упал на бетон. Его подруга визжала, молотила меня по спине кулаками. Я не обращал внимания.

– Пусти его, гад! Пусти, мать твою! Я полицию позову!

Меня остановил особенный, затаенный страх в глубине его зрачков – он, конечно, меня узнал, понял, зачем я пришел, и чувствовал за собой вину; но, думаю, это еще не все. Наверняка он почуял, что будь моя воля, я бы его придушил.

Я подался вперед, дыша ему в лицо:

– Комп я забираю. Понял?

Он лишь моргал.

– Если не отдашь добром, будет хуже, Фредди. Это я тебе обещаю.

Он что-то прохрипел.

Я сильней стиснул горло:

– Все ясно?

– Да, пусти его, все он понял, – вмешалась его подруга. – Боже! Ты совсем трехнутый? – Она нагнулась, подняла ноутбук. – Вот, забирай. Пусти его!

И я отпустил.

Всю дорогу до дома у меня тряслись руки. Я долго стоял перед зеркалом в ванной, сплевывал кровь, промокал рану ватными шариками с антисептиком. Выпил две таблетки обезболивающего. Одна сторона лица распухла и сделалась сливово-синей, глаз заплыл. Я не узнавал себя в зеркале. Бросив окровавленную одежду в бельевую корзину, я вышел в прихожую, где у дверей рядом с ковриком лежал ноутбук, поднял и осмотрел его на кухне под лампой. На корпусе глубокие вмятины, динамики разбиты, но комп был жив. По очереди всплывали окна, что были открыты, когда я опустил крышку. Я включил его в сеть и, пока он тихонько гудел, загружаясь, заварил себе чаю, плеснул в чашку бренди на два наперстка. Когда я снова глянул на экран, открылось окно с видом студии в Среднем Манхэттене. Я долго смотрел на него без единой мысли, боль по-прежнему донимала. Таблетки не действовали. Я переставил курсор в строку поиска, подвигал туда-сюда мышкой. Положил руки на клавиатуру. Передо мной расстилались дороги. Дверь заблокирована.

– Тут недалеко.

– Никуда не сворачивай, скоро будет перекресток.

– Если с ребенком что-то случилось, Фрэн, ей-богу, я…

– Что? Что ты мне сделаешь, интересно знать?

– Ты сильно пожалеешь.

– По правде сказать, Кэт, верится с трудом.

– Куда ты меня везешь?

– Сама знаешь куда.

– Только дай слово, что он там. Дай слово.

– Я-то думал, моему слову грош цена. Или ты теперь другого мнения?

– Скажи только, что он жив-здоров.

– Скоро убедишься, ведь так? Ехать всего ничего.

– Ему там страшно одному.

– Кто сказал, что он там один?

– Ты и сказал.

– Да неужели? Не смеши меня!

– Только, прошу… дай мне слово.

– Ладно, даю. Ну вот, теперь веришь?

– Нет.

– Так я и думал. Да и какой прок от слов? Ты вперед смотри, на дорогу.

– Ненавижу тебя, Фрэн!

– Еще бы. Как не ненавидеть, если я на тебя ствол наставил?

– Раньше ты был не такой.

– Устал я, пожалуй, от себя прежнего.

– Одумайся, пока не поздно. Не знаю, что ты там затеял, одумайся.

– После церкви сверни налево. Дальше сама поймешь.

– Он там?

– Увидишь. Эй… стекло не опускай.

– Просто хотела воздуху глотнуть.

– Надышишься еще, поверь.

Ты будешь расти в эпоху, когда можно посетить забытые закоулки из прошлого в один щелчок мыши. В Одлеме я ни разу не был, но знаю его лучше любого уголка на этой планете. И вижу я его лишь днем, при дневном свете. Маршрут я строю точно такой же, как у них: сначала вдоль М6, мимо заправки в Сэндбеке на юг, а оттуда, свернув с шоссе, – по А500, А531, В5071, А529. В небе висит серая дымка, но когда добираюсь до деревенской площади, то происходит чудо. Жму на крестик посреди дороги – он на одном и том же месте, под задним бампером “моррис минора”, который всегда сворачивает влево рядом с чугунным фонарем и трепещущими на ветру флагами, близ приходской церкви Святого Иакова Старшего, а рядом вечно маячит на тротуаре старичок в мешковатых брюках, и двое велосипедистов в ярких куртках прячутся под козырьком автобусной остановки, потому что вот-вот пойдет дождь. Но стоит щелкнуть мышкой, и небо словно по волшебству голубеет, выглядывает солнце, меняются и люди. Картинка явно из другого времени: рамы на окнах коттеджа выкрашены на тон темнее, чуть длиннее тени на бетонном тротуаре. Здесь на Гугл-картах накладка, временной сдвиг, изображение не обновлялось пять лет, тут вечный июнь 2011-го, стриженая девушка со сложенным зонтом шагает по влажному тротуару, и нет уже велосипедистов, вместо них на скамье пожилая пара, лица смазаны, как у преступников в новостях, – он застыл, глядя вверх, на крыши, она бесконечно роется в сумочке (наверное, ищет жвачку или сигареты). На углу, возле поворота на Викаридж-лейн, заброшенный магазинчик с тюлевыми занавесками, табличка “Продается”; но стоит чуть продвинуться по Стаффорд-стрит – и у того же магазина ухоженный светло-зеленый фасад, на окнах деревянные венецианские жалюзи. А развернешь изображение – и снова август 2016-го, улицы пусты, на автобусной остановке ни души. Где же они? Что с ними сталось?