Малькольм Брэдбери - Обменные курсы

– Знаю, – говорит Петворт. – Но то в сказках.

– А ты не в сказке. Нет, не в сказке. А пирог – гадкий пирог, который я даже не сама испекла, а купила в магазине. И всё равно мне кажется, что ты устал после лекции. Хочешь пойти в душ?

– Давай лучше поговорим, – предлагает Петворт.

– Нет, я считаю, что тебе надо снять усталость. И потом, я всё приготовила, пока делала кофе. Ванная сразу за кухней. Полотенце висит на двери. Мыло душистое, очень хорошее. Всё готово, иди.

– Ладно, – отвечает Петворт, вставая.

– И не торопись, милый, – с улыбкой говорит Принцип. – Нам повезло, это наши полдня, никуда не надо спешить. Я пока унесу тарелки и приберусь в комнате, я не ожидала такого гостя. Найдешь ванную? Иди через кухню и увидишь маленькую белую дверь.

Петворт идет сквозь кухню, через белую дверь, в крохотный, выложенный кафелем санузел, где вдоль стен тянутся трубы и висит большое зеленое зеркало. В зеркале поблескивает его тело, пока он раздевается и вешает костюм-сафари за дверь. В полумраке ванной комнаты Петворт думает о своем признании в недостаточном мужском рвении. Он встает в ванну, включает кран, тело обдает водой, сперва холодной, потом всё более и более горячей. Петворт думает о жене, которая красит волосы в черный цвет и рисует в чулане мрачные акварельки, о темном женском начале в конце длинного туннеля. Вода хлещет, подобно напрасным словам, всё горячее и горячее; отражение в запотевшем зеркале тускнеет и расплывается. Занавески нет, трубы рычат, вода бежит по лицу.

Петворт поворачивает голову и понимает, что в клубах пара кто-то стоит.

– Кто здесь? – спрашивает он.

– Ничего, что я зашла? – доносится из пара голос Кати Принцип. – Понимаешь, после пирога я всегда взвешиваюсь, а весы – в ванной.

– Конечно, конечно, – говорит Петворт.

– Надеюсь, душ освежил тебя после лекции? – спрашивает Катя Принцип, расплывчатый силуэт в клубах пара.

– Да, – отвечает Петворт, голый и бледнотелый.

– Вот мои весы, – говорит Принцип. – Интересно, растолстела я? Мой вес пятьдесят пять кило, не так плохо. Рост – метр шестьдесят пять, он не меняется. Прочие признаки: серые глаза, светлые волосы, все как обычно. Особые приметы – нет. Пульс нормальный, если только я не смотрю на тебя. Ничего, если я буду на тебя смотреть?

– Ничего.

– Тебе нравится мыло? – спрашивает Принцип, совсем близко в клубах пара. – Оно особенное, презент из Франции.

– Очень приятное, – отвечает Петворт.

– А вода не холодная?

– Нет, в самый раз.

– Душ часто плохо работает, – говорит Принцип. – Я потрогаю рукой. Ты мой гость, не хорошо, чтобы ты обварил плечи. Надо же, прекрасная вода, может, чуть горячевата, ты уверен, что не надо сделать похолоднее?

– Нет, всё хорошо, – вежливо говорит Петворт, стоя всклоченный и голый под горячим душем.

– Только посмотри на себя, какой ты тощий. Это не вредно для здоровья?

– Ничуть, – отвечает Петворт. – Я всегда такой был.

– Ой, ты думаешь, что я критикую твою внешность, не обижайся, это не так. На самом деле ты такой симпатичный в воде, твое мокрое тело такое красивое. Однако, надеюсь, ты признаешь, что твоя лекция оставляет место для идеологической критики?

– Слишком прагматична? – спрашивает Петворт.

– Вот именно, – говорит Принцип. – Хочешь, я тебя намылю, чтобы нам поговорить о других твоих уклонизмах?

– Ну да, – отвечает Петворт. – Идея хорошая.

– Может, будет удобнее, если я залезу к тебе в ванну, – говорит Принцип. – Только я не хочу намокать в платье. Оно тебе нравится, я заплатила за него много денег?

– Очень нравится.

– Да, я в нем прекрасно выгляжу, – говорит Принцип, исчезая в клубах пара. – И без него не хуже. Мы не должны становиться рабами вещей. Я повешу его и вернусь к тебе.

Она снова возникает из пара, уже без платья, ее голая спина тускло отражается в зеркале.

– Пожалуйста, подвинься, ванна не такая уж большая. Да, тебя легко опровергнуть. Стой смирно, пожалуйста, я буду тебя мылить, ой, какая мягкая кожа. Понимаешь, милый, и в вашей, и в нашей истории есть по седому старику.

– Правда?

– Хорошо? Тебе нравится? Да, один – Маркс, другой – Фрейд. Естественно, я больше думаю о Марксе. Мой муж аппаратчик много о нем говорил.

– Неужели нельзя здесь без него?

– Мой муж – нигде, Маркс – везде, разумеется, он здесь. Милый, это тебя здесь быть не должно. Ты знаешь, если я приглашаю тебя в квартиру, кормлю гадким пирогом и мою под чудесным душем, я должна сообщить об этом в органы? Таков наш закон, и, разумеется, я не стану этого делать. Может, вымоешь теперь меня, ты уже чистый.