Малькольм Брэдбери - Обменные курсы

– Нихт шнелль здесь, нихт шнелль, – говорит лысый человек, читающий восточногерманскую газету. (Петворт подсел к нему, потому что свободных столиков нет.) – Вот пошему у них такой плохой экономика.

Петворт берет заляпанное жиром рукописное меню на нескольких языках. Выбор огромен: сасиски, калбаса и яіця.

Наконец появляется официант – приносит лысому немцу полный поднос. Петворт решает пустить в ход лингвистические познания.

– Пумпи, вуртси, урти, каффьифіі, – говорит он.

– Муй. – Официант мотает головой, берет меню и уходит в кухню. Через минуту он возвращается с новым меню. Петворт недоуменно смотрит на листок, где написано практически то же, что и на прежнем.

– Рангуну уп пумпу? Ку уп кафьюфоу? – спрашивает официант, держа блокнот.

– Они тут делать маленький лингвистический революций, – говорит лысый немец, подаваясь вперед. – Немного менять весь грамматик. Вот пошему ишо тут нихт шнелль.

– А. – Петворт внимательнее вглядывается в новое меню. – Пумпу, вертсу, ирту, каффьюфуу.

– Слубоб, – отвечает официант.

– Старых слов говорить не можно, – объясняет лысый немец.

Петворт оглядывается. За соседним столиком мужчина читает партийную газету «Пъртыуу Пупулятууу», заголовок пере-Довицы гласит: «УНТЕНСУ АКТУВУ».

– Ясно, – говорит Петворт.

– Это очень важный политический штука, – продолжает емец. – даже Ванко могут снимать.

Важный политический штука, видимо, сильно замедлил работу ресторана. Заказ приносят только в девять, когда Петворту уже надо встречаться в вестибюле с Марысей Любиёвой. Он наскоро съедает несколько ложек ирту, проглатывает вертсу, выпивает пумпу, пригубливает горячий, пахнущий желудями кафьюфуу и выскакивает в вестибюль, где у стойки с надписью «РЪГЫСТРАЫУУ» толпится новая партия крашеных «Ивановых». Марыся Любиёва уже здесь, стряхивает воду с зонта. Поверх длинного серого пальто на ней прозрачный полиэтиленовый плащ.

– А вот и вы, товарищ Петвурт, – сердито говорит она. – И вы надели свой хороший костюм для официальных дел. Но вы не думаете, что вам нужен еще плащ для дождя?

– Я не успел за ним сходить, – объясняет Петворт. – Очень долго не приносили завтрак.

– Конечно, здесь вам не Америка. – Любиёва смотрит на часы. – И побыстрее, мы опаздываем смотреть примечательности. Не забыли позвонить жене?

– Ее не было дома, – отвечает Петворт.

– Значит, я должна снова забронировать вам разговор, – говорит Любиёва. – Идите, я сделаю. Паспорт забрали?

– Я подходил вчера вечером, но мне сказали, что он не готов.

Любиёва смотрит на него строго.

– Ах, Петвурт, неужели вы не можете сделать даже такую малость? Теперь вы не человек, вы этого хотели? Вам нравится, что вас нет? Что я не могу повести вас в мунъстратуу?

– Я пойду и попрошу, – говорит Петворт.

– Нет уж, идите наверх, заберите плащ, – приказывает Любиёва. – Мне-то ваш паспорт отдадут. Думаю, вы не очень старались. Здесь надо бороться. Идите, и поскорее.

Петворт заходит в номер и видит через окно, что рабочие вешают новую вывеску «ШЬВУППУУ» на место старой «ШЬВЕППІІ». Он надевает плащ и спускается. У лифта ждет Любиёва, потрясая его паспортом.

– Конечно, когда сделаешь нажим, они отдают. И еще я забронировала телефонный разговор. На шесть часов, когда закончится ваша программа. Ну что, идем? Или прежде я должна застегнуть вам плащ? Ах, Петвурт, Петвурт.

С ледяным выражением лица Любиёва выходит на улицу, Петворт за ней. Буржуазно-реалистический дождь стучит по высоким фронтонам, по зонтикам прохожих и дребезжащим трамваям. Рабочие в брезентовых плащах разбирают брусчатку между рельсами. Любиёва идет между ними.

– Сюда, пожалуйста, – резко говорит она. – Видите, как наши люди трудятся. Работа идет всегда. Смотрите, куда идете, вы же не из деревни приехали. Сперва я отведу вас в очень особенное место. Обычно оно запрещено для иностранцев, но у вас есть специальное разрешение, вы – важный официальный гость.

Они оказываются перед зданием с грязными витринами. Любиёва стремительно ныряет внутрь. Это кафетерий, множество людей за высокими столиками стоя едят сосиски.

– Нам не сюда, – бросает Любиёва и ведет Петворта к лифту, перед которым старушка на стуле продает билеты. Кабина набита битком. Лифт едет медленно. Внезапно двери открываются, и Петворт оказывается под проливным дождем, на очень мокрой крыше, огороженной тоненькими перильцами. Город далеко внизу, живет своей далекой жизнью. Свистит ветер.