Элеонора Браун - Мой собственный Париж [litres]

Он украсил свой рассказ историей о прихожанке, молодой вдове, которая, заручившись поддержкой духовника Винсента де Поля, в 1633 году создала орден Дочерей милосердия, чтобы помогать бедным и заботиться о больных. Ее орден, по его словам, распространился по всем уголкам мира, до сих пор процветает в Израиле, Америке и Австралии.

– Говорят, что ее тело нетленно, – тихо прошептал Жак с вынужденной драматической интонацией. – Ее даже хотели причислить к лику святых.

Мы дошли до конца улицы, где он отметил указатель.

– И вот мы здесь. От желания (rue du Desir – улица Желания) до верности (Rue du Fidélité – улица Верности), и теперь мы на улице Паради (rue de Paradis – улица Рая).

Совсем не похоже на мою личную жизнь, отметила я. Ведь желание моего мужа привело к верности, а совсем не к раю. Я улыбнулась, но в тот же момент почувствовала подходящие к глазам слезы. Сдерживая слезы, я оглянулась на витрину, на которую указывал Жак.

Все магазины на этой улице были посвящены сервировке стола. Витрины были полны хрусталя или фарфора. А сами здания состояли из комбинаций различных стилей последних ста лет, течение времени было заметно здесь везде – в плитке, витражах и других архитектурных деталях.

Жак привел меня в лавку Баккара. Пока мы шли вдоль элегантного вестибюля, гигантская блестящая люстра отбрасывала крошечные радуги на пол и стены и даже на наши лица и руки.

– Иди сюда, у них тут есть музей. Я хочу кое-что в нем тебе показать.

Внутри просторной комнаты с высокими потолками стеллажи ломились от многообразных предметов старины, изготовленных стекольщиками начиная с конца 1700-х годов. Пробираясь через них, он все вел меня в глубь музея.

Он знал самый путь. И вот наконец мы остановились. Мои глаза уже остекленели от всего этого ослепительного хрусталя.

– Эти бокалы, – сказал он, указывая на набор кубков, – были сделаны графом Тьерри для его любовницы в 1826 году.

Я обратила свой взгляд на бокалы. Пяти различных размеров одного водянисто-синего оттенка, ножки которых были изысканно украшены серебряным орнаментом поистине филигранной работы.

– Граф подобрал цвет бокалов к цвету глаз своей любовницы и за все те годы, что они были вместе, заказал более тысячи штук. На сей день остались лишь эти шесть. Все остальные были разбиты.

– Почему?

– Граф был столь ревнив, что не хотел, чтобы кто-нибудь еще пил из бокала, касавшегося губ его возлюбленной. Каждый бокал, из которого она пила, был уничтожен после использования. Если любить, то до безумия, – сказал Жак, – иначе в чем же смысл любви? – И улыбнулся.

Так ли он сам любил? Я сгорала от желания узнать. Что будет, если я спрошу? И все же я не могла и не смела такое спросить. Я не знала, как сделать шаг на заветную территорию.

Вернувшись к мотоциклу, мы поехали по 3-й авеню Франклина Д. Рузвельта, а затем отправились к Дворцу Открытий. Мы остановились у маленькой белой статуи Швейцарских Альп, стоявшей перед колоннами, покрытыми виноградным плющом, и каменной лестницей, ведущей, как казалось, в никуда. Спустившись по разбитым ступеням, через арку мы попали в другой мир, в девственную природу. В секунду звуки дорожного движения с Елисейских полей исчезли, волшебным образом сменившись пением птиц и брызгами воды.

Клены, сирень, бамбук, виноградные лозы темно-лилового цвета наполнили воздух пьянящим остро-сладким ароматом. Нас поглотила природа, мы купались в зелени. Здесь, в самом центре Парижа, мы обнаружили заросший сад, великолепный в своей старине.

Вдоль деревянного моста, вниз под сводами из плюща извилистая тропа привела нас к пруду, где мы остановились посмотреть, как последние лучи солнца освещают оранжевых карпов, кружащихся вокруг своего дома.

Я всем своим нутром чувствовала Жака за своей спиной, и мне было так интересно знать, что все-таки было у него на уме. Чего он хотел? Что этот день для него значил, и значил ли? «Скорее всего, просто развлечение и ничего больше», – подумала я. Нехватка романтики в моей личной жизни делала меня излишне чувствительной и принимающей все слишком серьезно.

Мы продолжили наш путь дальше. Нас окружала глубокая тишина. В скалистых нишах виднелись скамейки, однако мы продолжили идти вдоль пруда, пока не достигли скульптуры в стиле арт-нуво, изображающей красивых женщин в барельефе, на фоне большого извивающегося полотна из белого мрамора.

– Статуя называется «Мечта поэта», это дань уважения поэту Альфреду де Мюссе. Вполне романтичная, не правда ли? Взгляни на него, мечтающего о всех этих прекрасных женщинах. Говорят, все они были списаны с каждой из его возлюбленных.