Чжэн Цзыюню не хотелось отвечать. Он знал, что таким людям, как Чэнь Юнмин, нужны не сочувствие и жалость, а понимание и поддержка. Да они и без поддержки устоят, в любых условиях выдержат.
— Вы еще помните наш разговор перед моим вступлением в должность? — спросил директор.
— Помню, конечно, помню.
— Вы не хуже меня знаете нашу нынешнюю ситуацию. А в первый месяц моей деятельности я получил от подчиненных несколько сотен письменных жалоб. Семьдесят процентов из них касались быта рабочих и служащих, двадцать процентов — разных трудовых конфликтов, но показателен тот факт, что вопросам производства уделили внимание лишь десять процентов жалобщиков. И винить людей тут не за что, ведь если не наладить их быт, то им будет не до производственных проблем. Да и кто пойдет за мной, просто поверив? Кто я такой? С другой стороны, о производстве, конечно, забывать нельзя. Упустишь — прибыли не получишь, и быт не на что будет налаживать, трудно будет руководить людьми… Короче, я как директор должен отвечать за все!
— Ты читал все жалобы? — перебил Чжэн Цзыюнь.
— Конечно. Ведь эти письма отражают настроения рабочих. Если директор не знает, о чем думают его люди, то как он может ими руководить?
Чжэн Цзыюнь задумался. Много ли у нас директоров, которые так всерьез относятся к чужому мнению? Ведь он не обязан читать все бумаги своего предприятия, он должен указывать и вести за собой, а конкретные вопросы пусть решают работники отдела управления. Однако замминистра все-таки сознавал исключительную важность того, чем занимался Чэнь Юнмин. Хороший директор не работает от звонка до звонка. На службе он — как на боевом посту: кроме множества производственных вопросов приходится решать проблемы управления, размещения, питания многочисленного персонала. Где же взять время еще и для чтения писем? Разве что за счет сна. Но это может подорвать здоровье.
— Требования у рабочих не слишком высоки, — продолжал Чэнь Юнмин, — а в нашей стране рабочие особенно скромны. Когда я впервые созвал общее собрание, были поставлены три основные задачи: во-первых, активизировать производство, во-вторых, повысить требования к приемке, в-третьих, улучшить бытовые условия людей, чтобы хоть немного погасить задолженность периода «банды четырех»… Рабочие и служащие были очень довольны, но их смущало, что трудностей слишком много и что вряд ли удастся решить все сразу. Пусть улучшится хотя бы одно из бытовых условий — жилищное, а с остальным можно подождать. Ведь «дома строить — не сладости есть». Вы только посмотрите, какие у нас люди! Разве мог я после этого остаться равнодушным?
Чжэн Цзыюнь слушал и думал о совсем иных руководителях, которых больше волнуют собственные проблемы, чем дело социализма. Главное для них — покой, комфорт. И сам не работает, и другим не дает. Имеют ли такие представление о коммунистических идеалах?
— Меня называют ловцом человеческих душ, богатым директором, — промолвил Чэнь Юнмин, — и я не отказываюсь, это для меня честь. Только глупцы думают, что поднять производство можно без решения самых насущных проблем. Разве все, что я сделал, это не в целях производства? В министерстве меня критикуют за то, что я занимаюсь только бытовыми вопросами. Тогда почему же завод из месяца в месяц, из квартала в квартал перевыполняет план? А все потому как раз, что, занимаясь этим самым бытом, мы обеспечиваем активность и заинтересованность рабочих и служащих. Если наше увлечение повседневными вопросами не оправдано, почему с других заводов приезжают к нам учиться? Это как раз свидетельствует о том, что многие директора уже осознали диалектическое единство производства и быта.
Считают, что с моей стороны было ошибкой упразднение политотдела и отдела по изучению опыта Дацина. В стране триста шестьдесят тысяч предприятий самых различных направлений и отраслей, и все они работают по шаблону Дацина, даже приемку проводят в те же шесть этапов. Ну, а если нам этот шаблон не подходит, не помогает поднять производство? Кого волнует, что моим рабочим нечего будет есть?! — Чэнь Юнмин зло бросил недокуренную сигарету себе под ноги, золотой огонек, мелькнув в кромешной темноте, рассыпался мириадами искр. Немного успокоившись, директор снова обратился к Чжэн Цзыюню: — Пока я тут брюзжал, вы наверняка проголодались. Пойдемте лучше ко мне домой, перекусим! Может, у меня осталось немного «Лучжоуской».
— Да, брюзжишь, но человеку иногда даже необходимо побрюзжать, чтобы выпустить пар. Не беспокойся, я во что бы то ни стало поддержу тебя, хотя и мои возможности ограничены. Я тоже постоянно расшибаю себе голову в кровь, мне тоже хочется побрюзжать. Тебе-то это знакомо, ты можешь понять меня.
Читать дальше