Чжан Цзе - Тяжелые крылья

«Пусть другие говорят, что хотят, — в раздражении думал министр, — но тебе, Чжэн, лучше помалкивать. Что толку людей будоражить? Особенно опасно обнадеживать журналистов: если не выполнишь своих обещаний, так они тебя мигом в газете продерут. Вот тогда и посмотрим!»

Чжэн Цзыюнь еще нес что-то о том, как надо честно пропагандировать идеи председателя Мао, покончить с замашками «банды четырех», с привычкой затыкать одной фразой рты тысячам людей. Хорошо еще, что больше ничего не нагородил. Ведь что такое политика? Это умение держать нос по ветру, своевременно высказываться в духе руководящих указаний, а все остальное — чепуха!

Министр вышел из кабинета и вернул секретарю проект доклада для совещания начальников управлений и отделов.

— Товарищ Сяо И, я просмотрел доклад, серьезных конкретных замечаний у меня нет, но текст еще сыроват. Прошу тебя вновь подработать его с сотрудниками научно-исследовательского отдела, углубить содержание, отшлифовать композицию и стиль. Стиль должен быть не слишком официальным, но и не слишком разухабистым, чересчур громких и пустых выражений избегайте. Так что потрудись еще немного, хорошо?

В этом был весь Тянь Шоучэн. Он никогда не действовал собственными руками и четко не высказывал исполнителям своего мнения. Став секретарем Тяня, Сяо И хлебнул с ним немало горя, пока не привык. Каждое слово приходилось исправлять по сто раз, а почему и зачем — неизвестно. При работе с любым докладом Тянь Шоучэна секретарь терял в весе несколько килограммов, но постепенно он все-таки уловил некую закономерность в поведении начальника и придумал, как с ним управляться.

Сейчас Сяо И почтительно слушал министра, усердно листал проект и непрерывно кивал головой. Едва Тянь закончил речь, как он поддакнул:

— Да-да, я непременно учту все ваши замечания!

Думал же он только об одном; как расстричь доклад, перекроить его, первую страницу поставить на место третьей, девятую поменять с седьмой, несколько дней проволынить, ничего на деле не исправить, а накануне совещания, поздно вечером, привезти Тянь Шоучэну на дом. Тогда, ознакомившись с «новым» текстом, министр, как обычно, скажет: «На сей раз ты недурно поработал, значительно лучше, чем в прошлый».

В этот момент в приемную вошел Линь Шаотун. Он молча взглянул на Тянь Шоучэна, тот сразу же открыл свой кабинет, и они оба удалились, плотно затворив за собой дверь. Смешно! Как будто кому-нибудь интересно подслушивать их секреты! Все давным-давно знают, что у министра необычайно теплые отношения с Линь Шаотуном. Сяо И взял пачку бумаг, которую оставил ему Тянь, и, раздраженный, вышел. Ему вдруг захотелось убраться как можно дальше от этих беспринципных людишек.

Цзи Хэнцюань вручил Чжэн Цзыюню письмо и доклад Хэ Цзябиня:

— Это вам от министра!

Чжэн полистал бумаги, положил на стол и искоса взглянул на Цзи, стоявшего в сторонке:

— Ладно, займусь.

Эти слова обычно означали, что разговор закончен. Но как только секретарь вышел из кабинета, Чжэн снова взял письмо и доклад и принялся внимательно изучать их. Читал и легонько кивал головой.

Идеи Хэ Цзябиня, словно мягкие крепкие руки, довольно быстро захватили его. Но благодаря чему именно? Этого он еще не мог понять, а ему не нравилось, когда он чего-либо не понимает.

Так, так, кажется, сообразил. Эти документы многих заставят покрутиться! Однако ощущение недовольства не пропало: «У тебя не хватает смелости принять эти рассуждения всерьез?» — строго спросил он себя. Потом задумался, опустил голову и стал похож на боевого слона, готового броситься в атаку.

Сам он никогда не сумел бы так честно и открыто изложить свои взгляды. Конечно, в его положении это и не обязательно. Впрочем, при чем тут положение? Разве мог он, не кривя душой, сказать, что знает, как нужно жить и умереть, что его помыслы чисты и свободны от карьеристских соображений?

После того как их выпустили из «школы кадровых работников», он давно не встречался с Хэ Цзябинем. Там они трудились в одном отделении. Чжэн Цзыюня в то время считали «каппутистом», а Хэ Цзябиня третировали за разные странности характера. Под многочисленными недобрыми взглядами они достойно несли свою тяжкую ношу и еще умудрялись тайком обсуждать «Диалектику природы» Энгельса. Их интересовало все: почему, например, белая голубоглазая кошка обязательно должна быть глухой, хотя сами они никогда не видели таких кошек. Командиру своего отделения они дали прозвище Взбесившийся Рояль, а командира роты прозвали Полчерпака, потому что во время раздачи еды он вечно ухитрялся недоливать баланды. Вернее, зачерпывал он полный черпак, но, вынимая, наклонял его, и половина содержимого выливалась. Должно быть, боялся, что его объедят! Однако стоило ему заметить в очереди одного из своих подпевал, как он набирал в черпак с верхом, а другим опять незаметно уменьшал порцию. Прозвища были выбраны очень точно… Да и вообще Чжэн чувствовал себя рядом с Хэ Цзябинем помолодевшим: даже в самых тоскливых ситуациях тот без умолку сыпал язвительными шутками. Когда они возвратились в министерство и вновь оказались на разных ступенях социальной лестницы, теплота в их отношениях пропала. Лишь однажды они увиделись в автобусе, во время культпохода в кино, и Хэ Цзябинь не без иронии сказал: «Ну вот вы и возвратились к жизни!»