Антон Евтушенко - Симптом страха

— Где это чудовище? — злобно заскрежетала зубами Ленка, появляясь вслед за беглецом, но быстро потеряла интерес, почувствовав в воздухе отчётливое электричество и запах грозы. Источник находился аккурат между опасно сблизившейся парочкой. Эту прицельную дистанцию Ленка не могла не отметить, как и то, что она — дистанция — преодолела некий рубеж френдзоны.

— Секретничаем? — торжествующе спросила она, сощурив глаза. — Кому перемываем косточки?

— Да вот, молодой человек мне жалуется, что его тут недолюбливают.

Ошеломлённая таким признанием Ленка посмотрела на «молодого человека» и в отчаянии уронила руки.

— Да быть этого не может!

Она затопала на Глеба ножками и закричала шёпотом:

— Враньё, враньё, всё враньё!

Она, конечно, играла, но играла каким-то странным потоком смутных эмоций, которые вполне могли бы сойти за чистую монету.

— Вот, пожалуйста, — сказала Нэнси, указывая на подругу, — глас народа.

— Точно! Оставайся мальчик с нами. Будешь нашим королём!

— А что с моим предложением? — невозмутимо поинтересовался Глеб, будто не замечая нависающей над ними Ленки.

— Вынуждена отказать!

Глеб нелепо как-то суетнулся, вытащил из кармана телефонную «раскладушку», поддел ногтем крышку с подмигивающим светодиодом и быстро скользнул глазами по строчкам прилетевшего смс. Лицо его заполыхало и он осмотрел Нэнси каким-то новым взглядом.

Заметив, как Иванголов изменился в лице, Ленка, будто била доминошной костью «рыбу», выпалила с грохотом:

— Всё нормально?

Она вытягивала шею, пытаясь беспардонно углядеть с экранчика короткий текст. Милашевич не страдала отсутствием любопытства, впрочем, как и лишней скромностью тоже. А что такого: Глеб всё-таки друг, не чужой ей человек. А эти смски, после которых он становился сам не свой, приходили с завидной регулярностью и наводили на размышления. Обычно получив такое сообщение, он насупливался, собирался весь в кулак и резко сваливал под каким-нибудь предлогом. На этот раз Глеб даже не стал тужиться над отговорками-отмазками. Сказал просто «мне пора» и торопливо захлопнул телефонную крышку, тем самым не оставляя Ленке шансов.

— Ирка не обрадуется, — с сильной и искренней досадой воскликнула она, — что её личный водитель опять свинтил по другому «заказу».

— Я не её личный водитель, — грубо оборвал Глеб.

Он застыл, подумал с секунду и, прежде, чем выкатить из кухни, обратился к Нэнси:

— У меня по-прежнему всё в силе. — Он выверенным движением извлёк из кармана на свет чёрный матовый прямоугольник. — Моя визитка. Надумаешь, звони.

Ленка сделала страшные глаза, которые словно говорили: «так-так-так! что это такое происходит интересное». Но от распросов воздержалась. Ровно до тех пор, пока за Глебом не закрылась дверь.

Прославившись по версии бульварной прессы «самым испорченным в мире» Алистер Кроули, коль уж была помянута (и не однажды) фигура одиозного поэта-оккультиста, говорил: приготовься, начнем на счет три. Раз, два.… Но «три» не говорил. Обманывал. С ним бывало. И неудивительно, ведь он был самым испорченным. Ленка, порою, сама лукавила. Кто не без грешка? Иногда ложь бывает очень поэтична. Как закат. Никто ведь не будет спорить с тем, что закатом можно восхищаться. То же самое и с ложью. Конечно, при условии, что лжец в деле виртуоз. Если ложь преподнести мастерски, она начинает обладать колдовскою силой: сухую фразу обращает в афоризм, документальную хронику — в притчу. Она может уничтожать или поновлять прошлое, отменять или предсказывать будущее. Всякий человек носит в себе известную долю природного лукавства. Если угодно, это атавизм первородного греха, все трещинки сработанного мира, в котором имманентно одно лекарственное средство — вера. Остальное БАДы.

Когда на глазах изумлённой Ленки визитка, словно чёрная метка, легла на ладонь Нэнси, символизируя собой некий беспристрастный приговор, вынесенный Глебом, она поняла, что её вера в женскую дружбу начинает колебаться. Её прямо жгло и распирало от желания пролить немного света на этот молчаливый сговор за её спиной, но она не знала, с какого боку подступиться, чтобы не обезоружить себя своей же правдой.

Die Blonde Bestie. Так в кулуарах окрестил Глеб новенькую. «Ты её, эту фразу, пощупай, — предложил он Ленке на прощание, задержавшись у порога, — на языке покатай». И это вместо «до свидания». Вот тебе и объяснение, Елена Аркадьевна. Что-то про ницшеанского человека толковал. Достал. Хлопнула дверью. Ницше ни при чём. Очередной «загон» в стиле Бигла, но надо быть совсем уж дурой, чтобы не понять, куда он клонит.