Антон Евтушенко - Симптом страха

— Возможно, она не изменяла убеждениям. Рожать и воспитывать детей можно даже с таких глубоко сексистских позиций. Это просто вопрос намерения и мотивации: мотив или стимул должен быть достаточно сильным, чтобы не сойти с рельсов целеполагания. — На секунду в телефонном эфире повисла пауза, нарушаемая только слабым треском атмосферных помех. — Мне один твой коллега — имён называть, конечно, не будем — сказал, что женятся и детей заводят только ради одного: ради мотивации продолжать жизнь дальше.

— Продолжать жизнь дальше? В смысле?

— В смысле: ради любимых детей и супругов человек землю будет грызть зубами, ногтями до крови её грести, но ради собственного выживания… вопрос.

— Есть люди, которые за себя до последнего дерутся, — не согласился Глеб. — Вы же всё правильно про цели говорите.

— И какую цель перед собой ставишь ты?

— Тамаз Георгиевич, — вяло протянул Глеб, — это какой-то телефон доверия у нас с вами выходит…

— Издержки профессии — бывает, — покровительственно проговорил Гарибальди и с ленцой в голосе добавил: — Вот ты отшучиваешься, генацвале, а я серьёзно. Не за каждого хлопочу тёплое местечко. Ты же знаешь, как я отношусь к своим протеже. И я думаю, хватит тебе уже ходить в наймитах. Надо в академию идти, получать погоны.

— А мне, Тамаз Георгиевич, быть внештатным работником спокойнее.

— Это твоё спокойствие, Глеб, оно иллюзорное. В нашей стране без погон, удостоверения и связей никак. Схарчит тебя система, только похрумкает костями.

— Но невозможно постоянно жить в чужой шкуре, выдавая себя за другого человека, — возразил Глеб. — Плюс эта непробиваемая канцелярщина, будь он трижды проклята!

— Уже почувствовал? — захохотал Гарибацхелия. — У меня самого волосы дыбом, но ничего не поделаешь. Мы же бюджетники — винтики системы. Здесь всё делается не правильно, а по правилам, то есть по букве закона, а у закона, брат, много букв, и все их надо прописать. Так что без бюрократии не туды и не суды. Ты молодой, тебе карьеру делать надо, а наёмником карьеры не сделать. Академия, контракт, звёзды на погонах — чтобы как у всех. Я бы давно замолвил за тебя словечко перед вышестоящим, но здесь всё надо по уму: если на ковёр к начальству, то только с аргументами идти. Это ты тоже понимаешь.

Глеб покривился.

— Я понимаю. В таких случаях обычно говорят, поначалу надо сковороду умаслить, а уж после печь блины. Но из текущих мне порадовать начальство нечем. Да вы же сами знаете, не густо у меня пока с Ю-9.

— Пятый месяц топчешься на месте, — на том конце телефона недовольно поцокали языком.

— Вовсе нет, — упрямо возразил Глеб. — Но вы же сами говорили: здесь нахрапом не взять, нужна тактика.

— Твои тактические действия подзатянулись, не находишь? Скажи честно: у тебя трудности? Может сложность прямого контакта?

— Вот ещё!

— Петя по итогам твоего июльского отчёта будет принимать решение. Он уже высказывал вслух мысль раскассировать твоё внедрение. Если это случится, Глеб, то для тебя наступит виток очень неинтересного времени, а бы даже сказал, печального, дурного времени. И про академию придётся забыть.

— Результат будет, — твёрдо пообещал Глеб, раздражаясь, что Гарибальди попенял ему таким хитровывернутым способом — через истеблишмент конторы. Упомянул самого Петра Алексеевича, будто тому есть дело до внештатников: ага, как же!

— Надеюсь, — ласково проговорил Гарибальди и вдруг, словно опомнился, переменился в голосе. — Я, собственно, чего звонил: встретил в коридоре Печейкина, ну, с дорожно-постовой, он спрашивал, как тебя оперативно разыскать.

«Опять уловка, — подумал Глеб, предвосхищая следующий вопрос куратора. — Гриша не стал бы с таким вопросом подходить к Гарибацхелии, тем более, что номер телефона Глеба у Печейкина имелся. Сейчас, наверно, спросит про наши общие дела.

— … номерок я ему твой дал. Спрашиваю, какие у вас с Иванголовым точки соприкосновения? А он так ласково сощурился и говорит мне: Тамаз Георгиевич, я давал клятву Ментакрата, и нарушать её не собираюсь.

— Вы Гришу, что ли, не знаете? Дурачился он. А я к нему по делу обращался.

— Твоё дело: ориентировка на машину. Кого пасёшь?

Глеб чертыхнулся. От Гарибальди ничто не ускользнёт.

— Это по делу, Тамаз Георгиевич, — упрямо повторил Глеб. — Я отражу это в отчёте о проделанной работе…

— … который предоставишь сегодня не позже 18—00, — закончил за Глеба Гарибальди и не прощаясь отключился.