Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

И вот тут начинается самое необычное. Сперва остановилась группа мужчин, по всему видать, шахтёры. Потом из корпуса потянулись другие, и всё подходят и подходят. Пашу вытолкнули в круг, оцепили плотным живым кольцом, конечно, появилась водка, и добровольцы пошли по кругу со стаканами. В центр вышел пожилой шахтёр, которого все уважительно звали Петропалыч, вот он-то и стал всем рулить. Налил Паше стакан водки, говорит:

— Выпей, сынок, за помин души наших братьев. Подняли их сегодня наверх. Тридцать две шахтёрские души. И нам их надо всех помянуть, может, кому-то из нас тоже уготовлена такая же страшная судьбина. А теперь споём и песней помянем ребят.

И запел. Паша и не знал, что в этой песне-былине более двадцати куплетов! Петропалыч знал всё. Он запевал две первые строки, за ним подхватывали и пели с повтором многоголосым хором. Пели все. Пели зло, как реквием по погибшим товарищам, которые приняли жуткую смерть под многомиллионной тяжестью… И пока не спели всю песню до конца, никто не тронулся с места. Наоборот, люди всё подходили и подходили.

Паша сам писал музыку, не раз был членом жюри, но такое исполнение довелось видеть и слышать впервые. Пели настоящие мужественные люди, работа которых — глубоко под землёй, между угольными пластами. И за этот уголь причитается жуткая плата, цена которой — человеческая жизнь. Даже есть статистика: на сколько-то добытых тонн угля положена эта страшная плата. А они пели. Без аплодисментов. И мороз шёл по коже.

Паша часто ездил в деревню к матери. Ему давно дали квартиру, и он уговаривал её переехать жить в город. Она наотрез:

— Та ты что, сынок! Как же я своих-то брошу? Тут все наши лежат и моё место здесь. Как можно!

— Тяжело тебе одной, да и скучно.

— Нет-нет, сынок. Я привыкла. Перестань я толкошиться, ещё хуже будет. Да и что мне делать на твоём седьмом этаже? Смерти дожидаться? Упаси, Господи. Тут мне каждая былинка родная, каждую берёзку-сосёнку в лицо знаю. Да и как я своих деревенских знакомых и соседей всех брошу? Что ты!

Как-то приехал с семьёй, в аккурат на Родительский день, и пошли на кладбище. Оно на краю бора, между соснами, красивое и ухоженное. Поправили что надо, подкрасили и подновили. Может показаться странным и нелепым, но Паша любил здесь иногда посидеть. И чтоб не торопиться и не суетиться. Подумать, вспомнить отца, бабушку, и без страха понять, что все здесь будем, вот только дорожки у всех разные, и каждому свой срок.

Тихо и умиротворённо. И думается здесь легко. Кладбище — это не только место, где хоронят умерших, это ещё и место памяти. А память — это, ой, как не просто. Когда видишь неухоженные могилки, гнилые оградки и покосившиеся кресты, так и знай, сбродная деревня. И ещё бессовестная, с непутёвыми людишками, у которых за душой нет ничего святого.

***

Посидели. Отдохнули. Помянули.

Рядом на могилке своих стариков копошились соседи Хабаровы. К ним в гости приехала из города старшая дочь Надежда. С зятем. Паша Надежду знал хорошо, они вместе учились в школе. Поздоровались. Она познакомила его с мужем.

— Это мой благоверный, Николай Васильевич Князев, и заметь, Паша, поэт. Вы бы как-то сгоношились и сочинили песню про нашу Медведку. Подумайте. Потом мне ещё спасибо скажете, такую тему вам подкинула. Коль, а ведь Паша и взаправду лучший гармонист края. На баян он уже в армии переучился. Ты бы послушал, как он играет. Одно слово — профессионал.

Мать пристыдила Надежду:

— Постыдись. Нашла о чём толковать на могилках. Ты ещё запой или пляску затей. Бесстыдница.

— Ну ты, маманя, и скажешь. Я к тому, что лучше нашей Медведки нет места в мире. Сколько живу в городе, а всё тянет в родную деревеньку. А тебя, как Паша, тянет на родину?

— Ещё как тянет. Но что делать, если я повязан с музыкой.

Вроде встреча случайная, а с неё всё и началось. Сдружились семьями. Без потуг и усилий, а узелок завязался крепко. Николай Васильевич работал в краевом музее искусства и литературы и уже был членом Союза писателей. Паша два раза написал музыку на его стихи, и школьный хор великолепно исполнил эти песни.

Проходит время. Одно в их общении было плохо: музыканты и причастные к искусству — особые люди, они все красные дни календаря поют, играют, веселят и организовывают праздники для других. Тут уж не до себя, это издержки профессии.

И тут случай. На «Старый» Новый год собрались семьями у Паши. Погуляли от души. Не без того, выпили, но больше угощались и всё говорили и говорили. Вспомнили детство. Николай Васильевич тоже был деревенский, так что тема появилась сама собой. Начали, вроде, с мелочи, а забрались в такие дебри, что сами удивились. Вспоминали, как ловили рыбу, ставили силки на зайцев, как по осени копали картошку и пекли её в золе…