Мортен А Стрёкснес - Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки

Правда, для этого нам надобно поймать акулу.

Иногда по вечерам мы смотрим телевизор, обязательно какой-нибудь канал про животных, на которых вечно крутят программы о жизни китов да акул. Кадры сопровождаются драматичной музыкой и словно кричат – опасно! жестоко! ужас! – особенно когда про акул. Представления о животных мало чем отличаются от средневековья, когда человек делил зверей на добродетельных и порочных и полагал, что течение их мыслей более или менее схоже с нашим. Кит в целом воспринимается как добрый малый, чуть ли не мещанин, живущий в кругу родной семьи, у которой только и забот, что петь песни, играть да воспитывать детишек в промежутках между вегетарианскими трапезами и совместными кругосветными путешествиями, напоминающими летний отдых отпускников.

Впрочем, некоторые кадры нарушают идиллию. В одной программе мы видим, как ныряльщица хочет подружиться с гриндой. Присосавшись к ступне, гринда увлекает ее вниз, на глубину не менее десяти метров, погружаться на которую без снаряжения крайне опасно. Там кит отпускает девушку, позволяя той вынырнуть и как следует вдохнуть. После чего снова тащит на глубину и не отпускает, пока ныряльщица не начинает захлебываться. Кит не кусает, просто цепко и при этом бережно удерживает ныряльщицу. Забавляется с ней, точно с куклой. Погрузившись и вынырнув так еще несколько раз, девушка становится все заторможенней. Кажется, она вот-вот потеряет сознание. Гринда же, судя по всему, прекрасно чувствует предел ее выносливости и, доведя девушку до состояния, когда та уже ни жива ни мертва, выталкивает наверх. Ныряльщицу спасает тот же кит, который только что едва не утопил ее. Хороший кит / плохой кит в одном флаконе.

В истории этой едва ли есть мораль, за исключением той, что киты, хотя животные и умные, не питают к человеку ни добрых чувств, ни симпатии по умолчанию, а поступают с нами так, как им заблагорассудится. Как у всякого разумного существа, в их поведении могут встречаться очень серьезные отклонения, а то и психические расстройства.

Четыре дня спустя я просыпаюсь с чувством, что что-то не так. Лежу некоторое время в раздумьях, что бы это могло быть, как вдруг меня осеняет. Ветер прекратил хлестать стену косым дождем. Все стихло. Хуго давно встал и уже успел сходить к пирсу и накачать нашу лодку.

– Едем прикармливать акулу? – спрашиваю.

– Сперва поедем за приманкой, чтобы было чем прикармливать.

Нашей наживкой, за неимением хайлендского бычка, станет китовая ворвань – за ней мы отправляемся на Эллингсенский рыбозавод, расположенный прямо напротив Осъюрдгордена. Переплыв Скровкейлу шириной менее ста метров, забираем мешок с ворванью и мусорный пакет с четырьмя лососями. Все даром. В мешке двадцатипятикилограммовый кусок жира, вырезанный прямо из брюха полосатика. Его заморозили свежим, а третьего дня достали из морозилки – середина еще не оттаяла до конца. Пахнет приятно. По виду напоминает в несколько раз увеличенный шмат сала, прозрачный и аппетитный. Японцы считают ворвань деликатесом и едят сырой. После зловонной бычатины иметь дело с такой приманкой сущее удовольствие. Я вроде и не проголодался, а так и тянет зажарить кусочек да и съесть. Шкура белая, как мел. Сам кусок похож на гармошку, только меха с прямоугольными складками. На ощупь гладенький, упругий и прочный – качеству такого материала могло бы позавидовать НАСА.

Ворвань мы наживим на крючок. А приваживать акулу будем лососями с Эллингсенского рыбозавода. Может, их забраковали из-за внешнего вида (недостаточно привлекательны для экспорта на европейский рынок), а может, они подхватили одну из многочисленных инфекций, которыми часто болеет лосось на фермах. Ну, да гренландская акула по-любому не станет привередничать.

Рассекая волны, мы летим из залива к наветренной стороне Скровского маяка и там, проткнув пакет с нашими лососями в нескольких местах, забрасываем его в море. Поверхность Вест-фьорда покрыта мертвой зыбью – opplætt , как называют ее норвежские рыбаки. Ветра почти нет, но зыбь никак не уляжется после бури. А буря, мы чувствуем это, все еще ходит где-то далеко в море.

Забавы ради заодно опускаем и наш линь, все триста пятьдесят метров с шестиметровым поводком из якорной цепи и крюком, на который я нанизал толстый кусок ворвани. Мы не особо надеемся на удачу – запах приманки еще не успел распространиться по округе. Однако попытка не пытка, к тому же чем не предлог провести несколько лишних часочков в Вест-фьорде.