Мортен А Стрёкснес - Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки

Однако в конце концов уступили Осъюрдгорден обратно Осъюрдам. Уже пятнадцать лет, как они покинули Скрову. Впрочем, когда Хуго говорит про них, возникает ощущение, что финны могут вернуться сюда в любой момент, хотя это вряд ли.

На Осъюрдгордене построено два больших дома. Главный дом, который поближе к воде, – трехэтажный, площадью свыше тысячи квадратных метров. Позади него расположился дом чуть поменьше, тоже трехэтажный. Сбоку одноэтажное техническое здание для разделки рыбы. В главных домах размещались жиротопка, посольный цех, жилые комнаты и склады для хранения свежей и сушеной рыбы.

Три строения объединены наподобие святой троицы: составляя единое целое, они одновременно ценны каждое по отдельности. Внутри вы практически не замечаете, как переходите из здания в здание. Уж сколько раз я бывал тут и, кажется, должен знать это место как свои пять пальцев, а всё не знаю. Всякий раз, чуть отклонясь от главных коридоров главного дома, я обнаруживаю закутки, помещения, а то и целые отделения, которых не замечал прежде. Место будто хранит неистощимый запас комнат и каждый раз предлагает мне открыть для себя новую. И, кстати, похожая история повторяется с островом. Каждый раз, гуляя по Скрове, я оказываюсь в уголках, в которых еще не бывал – выхожу то на незнакомый пляж, то к старому немецкому бункеру, глядящему на меня с неприступной высоты.

В один из вечеров, слишком ненастных, чтобы думать о рыбалке, мы с Хуго, отужинав, забираемся на чердак. Сверху донизу чердак забит, завален, увешан рыбацким барахлом. Если бы кто-то задался целью, он смог бы устроить рыбозавод и жиротопку с оборудованием столетней давности. Чего тут только нет: огромные выварки, прессы, жировые котлы, сепараторы, трубки, жернова, дегтярницы и безмены, а также подъемные устройства на блоках, зубчатых колесах, лебедках, внушительные деревянные корыта, электромоторы, сачки на черенках длиной в несколько метров, черпаки для сельди и другие загадочные инструменты из дерева и железа. В одной кладовой стоит несколько дюжин дубовых бочек из-под жира. На одних проставлен штемпель “Жир медицинский”, на других “Жир сквашенный”. В нескольких бочонках поменьше, должно быть, хранился коньяк – контрабанда в те годы цвела на всех побережьях. Когда, например, сельдяной траулер “Сето” до наступления путины ни с того ни с сего брал курс на континент, о целях его торопливого похода была осведомлена даже норвежская таможня.

Здесь полным-полно старинного, но вполне годного оборудования. Многое изготавливалось на месте, а потом в течение столетий совершенствовалось местными мастерами: механиками, бондарями, плотниками, кузнецами, сучильщиками и другими гениальными самоучками, умевшими решить любую задачу, дай им только подручный материал и инструмент. Глядя на большинство устройств, хранящихся на чердаке, мне остается только гадать, как они применялись. Я тычу в диковинный невысокий штатив с железным раструбом наверху. Судя по форме, с одной стороны что-то вкладывали, чтобы вынуть с другой. Вероятно, эта штуковина соединяется еще с каким-то механизмом.

– А, да это сайдочистка , – бросает Хуго и следует дальше.

– Ну, так дураку понятно. Конечно, сайдочистка. Не треско чистка же, это я просто впотьмах не разглядел, – ехидничаю я.

Хуго, смерив меня взглядом, усмехается.

– Чешую снимать. С сайды. Потому сайдо чистка .

Каждый раз, натыкаясь на непонятный предмет, Хуго принимается как бы боксировать с тенью. Кружится перед ним, выбрасывает руки с разной высоты и непрерывно рассуждает о форме и назначении вещи. Силясь проникнуть в ее тайну, указывает места, куда должно что-то вставляться или откуда должно что-то выходить, где можно повернуть и в какую сторону, как соединены между собой детали и тому подобное. В завершение подводит теоретическое объяснение, которое устраивает его и, как правило, выглядит убедительно в моих глазах.

В самом конце чердака Хуго, к моему вящему удовлетворению, останавливается вдруг как вкопанный. Перед ним что-то вроде чугунного барабана на двух колесиках, с ручкой и парой торчащих железных рычажков. Вся конструкция, длиной метра в полтора, достает нам примерно до колен.

– Дай мне неделю сроку, и я скажу тебе, что это такое, – говорит Хуго.

– Даю тебе двадцать четыре часа, – отвечаю.

Порой Хуго смахивает на чокнутого профессора, который без труда понаделает вам самых заумных механизмов из хлама, сваленного на чердаке. Машины, применимые в доселе неизведанных областях, моторы, работающие на искрах электрических угрей и смазке из масла гренландской акулы.