Ольга Птицева - Зрячая ночь. Сборник [СИ]

Ее прихватила в город выгнанная с порога мама. Ее швырнул в траву дед, выходя на этот порог, чтобы назвать свою любимую дочь ведьмой.

Руки сами потянулись к чашке. Белая, холодная, чуть влажная, словно ее совсем недавно сполоснули в проточной воде и поставили на полку сохнуть. Красный цветок блеснул на солнце, когда кружка выскользнула из моих рук. Не успела я и охнуть, а на полу оказалась горсть осколков. Самый верхний из них равнодушно блестел треснувшим посередине багряным маком.

Кошка за моей спиной испуганно зашипела. Краем глаза я заметила, как выгнулась ее пушистая спина, как серый хвост принялся нервно рассекать воздух.

— Тихо-тихо. — Я сама не знала, кого пытаюсь успокоить этим шепотом, но кошка притихла, внимательно посмотрела на меня и в мгновение оказалась на столе.

Я даже не смогла заметить ее прыжка. Вот она еще шипела, глядя на расколотую чашку, а вот уже сидит, перебирая лапками, не сводит с меня глаз, ожидая чего-то.

— Вот даешь. — Говорить с кошкой было глупо, но тишина и одиночество этого дома давили по ушам так сильно, что в голове начинало звенеть. — Чего смотришь? Есть, наверное, хочешь?

Уж я-то точно хотела. Холодильник угрюмо молчал, выключенный, наверное, еще шесть месяцев назад. Но на полках высокого пенала нашелся бодрый ряд банок с тушенкой. Дед любил разогревать их на костре, когда ходил за грибами. Открывал закопченные крышки раскладным ножом, потом брал ложку с длинной ручкой и принимался за пиршество. И нас с Мишкой кормил. Мясо застревало между зубами, но было таким вкусным. Вкуснее лишь макать хлебный мякиш в оставшийся на дне сок.

Теперь я осторожно выудила крайнюю баночку, покопалась в ящике с приборами, тот скрипнул, здороваясь, но открылся почти без усилий, нашла консервный нож и впилась им в крышку. Та лопнула, обнажая коричневое, мясное нутро с прослойками застывшего жира. Запахло ошеломительно вкусно. Еще один запах, связанный с дедом.

Если бы у меня была какая-нибудь другая еда, я бы вышвырнула банку из окна, лишь бы не вдыхать сытый дух консервов. Но плакать над банкой показалось мне совсем уж дурным тоном. Я потянулась к раме и распахнула окно. Выудила первый мясной кусочек и протянула его кошке. Ты повела носом, фыркнула и в одно движение прыгнула на подоконник. Еще секунда, и серый хвост скрылся за стеклом.

— Ну и иди. Мне больше достанется.

Глотать, почти не жуя, холодное мясо, без хлеба и хоть какого-нибудь гарнира, оказалось на удивление вкусно. Я выскоблила банку до самого дна и только пожалела, что нечем обмакнуть ее стенки. Губы тут же покрылись жирной пленкой, я вытерла их рукавом, достала из ящичка прозрачный пакет. Веника так и не нашлось, так что вслед за банкой в мусор ушли только самые большие осколки, стоило прибраться и в ванной, но идти туда, где десять минут назад чуть было не свихнулся от страха, даже мне виделось дурной затеей.

Я убрала мешок в угол, проверила телефон — полоски сети то вспыхивали, то пропадали, сообщение для Мишки висело в неотправленных — и только после этого решилась вернуться в большую комнату. Невозможно тянуть время бесконечно. В залитой светом кухне было почти спокойно. Пусть кружка и показалась влажной, но и это можно было объяснить сыростью запертого дома. В остальном, здесь меня перестало сотрясать ознобом. Но Мишка мог чинить машину до самого вечера, да и дорога до деревни заняла бы у него еще пару часов. Глупо провести весь день сидя у старого стола, рассматривая, как с прихваток смотрит на меня нарисованный человечек в кухонном колпаке, похожий на какого-то ведущего, только с большими, несуразными усами.

Потому я подышала, размеренно и глубоко, и направилась по коридору к комнате. Стоило начать разбирать комод. А после него и антресоли. А потом решиться и войти в спальню деда. Туда, где прячутся чемоданы с фотографиями. Туда, где стоит узкая, почти солдатская кровать — дед спал на ней, прикрываясь таким же узким, очень колючим шерстяным одеялом. Больше в комнате и не было ничего.

Она всегда казалась мне пустой. Я тащила туда найденные во дворе сокровища, ставила горшки с цветами, однажды мы с Мишкой даже тумбочку нашли у заброшенного дома, чтобы деда порадовать. Но в комнате ничего не приживалось. Цветы вяли и засыхали, сколько ты их ни поливай. В тумбочке обитали мерзкие жуки, и дед сжег ее за домом. Даже горы всякой ерунды, вроде черепков разбитой вазы, камешек и коряг, обязательно оказывали за порогом. Со временем я смирилась. А потом и думать об этом забыла. Деду хорошо? Вот и славно.