Геннадий Дмитриев - Графоман

Погода стояла теплая, солнце согревало землю, не опаляя её невыносимым зноем, легкие облачка пробегали по небу, теплый ветерок врывался в салон машины через открытое окно, но чем ближе подъезжал Василий Петрович к своему дому, тем печальнее становилось на душе. Он снизил скорость, хотел подольше быть в пути, с радостью развернул бы он машину и вернулся, но возвращаться было некуда. И когда указатель с названием поселка возник перед ним, Василий Петрович остановился, выключил мотор, посидел несколько минут в тишине неподвижно, затем вновь запустил двигатель и въехал в посёлок.

Дома, как ни странно, Василия Петровича уже ждали, ждал его ободранный серый кот, появившийся неизвестно откуда, увидев Василия Петровича, он приветствовал его долгим, жалобным мяуканьем.

— Ты кто такой? Откуда ты взялся?

Кот протяжно промяукал в ответ.

— Может, ты кушать хочешь? Проголодался?

Кот ответил громким мяуканьем и потерся щекой о руку Василия Петровича.

— Ну, чем же тебя покормить? Где-то, кажется, у меня кусочек колбасы оставался, в дорогу взял, да не съел, сейчас посмотрю.

Василий Петрович отыскал бутерброд, приготовленный в дорогу, но так и не тронутый за всё время пути, отделил колбасу от хлеба, и протянул её коту. Кот радостно схватил колбасу и стал есть, сопровождая процесс громким мурлыканьем. Расправившись с колбасой, кот не спешил уходить, и проследовал в дом за Василием Петровичем.

— Ты что, решил поселиться у меня? — спросил он кота, тот утвердительно промурлыкал в ответ и стал тереться щекой о штаны.

— Ну, заходи, вот здесь, в коридоре спать будешь.

Но в коридоре кот оставаться не захотел, он побежал в комнату, осмотрелся, потом, не раздумывая долго, запрыгнул на кровать и улёгся на ней.

— Ах, вот ты как! А ну, брысь с кровати!

Но кот никак не прореагировал на грозное «брысь!». Василий Петрович устал, препираться с котом сил уже не было, он разделся и лёг под одеяло, сбросив кота на пол, а, проснувшись утром, обнаружил кота на кровати, свернувшегося клубочком у его ног. Так они и стали жить вдвоём, он и кот.

Вставал Василий Петрович рано, шёл на огород, работал до тех пор, пока солнце не начинало припекать, потом возвращался в дом, завтракал, кормил кота и снова ложился в кровать, отсыпался, и потом, когда полуденный зной немного стихал, снова шел на этот проклятый огород, где всегда находилась работа, особенно не давали покоя сорняки, которые, несмотря на регулярную прополку, поднимались снова и снова, не позволяя расти огурцам, помидорам, оплетая кусты картошки длинными усами, покрывая землю сплошным зелёным ковром. И картошку, и помидоры, и огурцы, и прочие мелочи, посаженные им по собственной глупости и по совету соседа Коли, нужно было время от времени поливать. Конечно, он мог бы плюнуть и на этот огород, и на эти сорняки, и на полив, но бдительные, осуждающие взгляды соседей заставляли его снова плестись на этот чертов огород, поливать, рыхлить землю после полива, и изо всех сил махать сапой, пытаясь выковырять эти чертовы сорняки. Казалось, ну ещё немного, и основная работа будет сделана, но как бы он ни старался, работа находилась всегда, сорняки прорастали, земля высыхала и трескалась, и всё начиналось снова.

Его удивляло, как это соседи управляются с огородом, имея кроме всего прочего ещё и корову, и несколько свиней, и кур, и гусей, и прочую живность, которая визжала, хрюкала, мычала, гоготала и кудахтала, требуя есть, есть, есть и есть, но кроме еды, нужно было ещё и убирать продукты их жизнедеятельности. Василию Петровичу, непривычному к сельскохозяйственному труду, и огорода хватало с головой. Когда же он добирался, наконец, до компьютера и пытался взяться за роман, то засыпал прямо за клавиатурой, так и не написав ни строки.

Василия Петровича одолевало отчаяние, он не раз пожалел о том безрассудном поступке, когда продал квартиру в городе и купил этот проклятый дом, хотелось бросить всё и бежать обратно в город, но бежать было некуда, все пути к отступлению были отрезаны, мосты сожжены, и оставалось только одно: несмотря ни на что дописать роман. Постепенно втянувшись в непривычную для него работу, он начал всё-таки находить время и для романа, медленно, понемногу, работа продвигалась. Днём, обливаясь потом, Василий Петрович просапывал, поливал, рыхлил землю, подвязывал кусты помидор, а вечером, когда все работы были закончены, там, в тиши его небольшой комнатушки, снова шумел ветер в парусах кораблей, рыцари осаждали крепость, и толпа на площади перед дворцом Понтия Пилата яростно кричала: «Распни его, распни!».