Геннадий Дмитриев - Графоман

Так от остановки к остановке он и дошёл до своего дома. Начинало темнеть, короткий зимний день угасал, то здесь, то там зажигались желтые фонари, мимо проносились машины с зажженными фарами, разбрызгивая шинами мокрый снег вместе с грязью. Василий Петрович поднялся к себе на второй этаж, открыл дверь и включил свет. В квартире было тепло и уютно, он снял пальто, промокшую обувь, сел за компьютер и приступил к новой главе романа.

На дворе стояла сырая, слякотная южная зима, временами шёл снег вперемешку с дождём, дул ветер, пробирая до костей пешеходов; дороги и тротуары местами покрылись скользкой, шершавой ледяной коркой. Выходить на улицу не хотелось, работа над романом не ладилась, Василий Петрович писал, переписывал, правил, потом бросал всё, ложился на диван и подолгу смотрел в потолок, пытаясь собрать мысли, которые разбегались и никак не хотели возвращаться к роману.

Неожиданно позвонил Воронский, он готовил сборник прозы местных авторов и попросил Василия Петровича подобрать что-нибудь из его рассказов. Василий Петрович вспомнил про свою неоконченную повесть, решил дописать её и отправить Воронскому, у него была ещё неделя времени. Появился стимул, публикация в сборнике, и Василий Петрович принялся за работу. Сидел часами за компьютером, не отрываясь; откуда-то из пространства появлялись мысли, сами собой оформлялись в слова и предложения, как будто кто-то диктовал ему то, что он писал. Писалось легко и быстро, а когда работа была закончена, он несколько раз вычитал повесть и отправил текст по электронной почте Воронскому. Повесть издателю понравилась, и он обещал включить её в сборник, однако через неделю позвонил и сказал:

— Поскольку тема повести не совсем обычна, неординарный подход к библейским сюжетам, я отдал её на рецензию, и вот получил ответ. Очень много замечаний, замечания серьёзные, в таком виде я её в сборник поставить не могу, заходите, отдам Вам текст.

— Хорошо, Валерий Павлович, завтра же зайду, — ответил Василий Петрович и повесил трубку.

Он был явно расстроен, никак не ожидал, что его работа будет так серьёзно раскритикована и в сборник не попадёт. На следующее утро он поехал к Воронскому. Валерий Павлович отдал ему текст, исписанный шариковой ручкой с красной пастой, замечаний было много, весь текст буквально пестрил ими, словно школьная учительница писала замечания на сочинение нерадивого ученика, не хватало только оценки, «двойки», на большее «сочинение», испещренное такими замечаниями, претендовать не могло.

— Сможете учесть эти замечания и переделать повесть? — спросил Воронский. — Идея интересная, если доработать, то, возможно, в следующем выпуске я её опубликую, а сейчас уже поздно, завтра сдаю верстку в типографию.

— Думаю, что смогу, хотя не со всеми замечаниями согласен, но переделывать нужно, есть над чем поработать.

Василий Петрович немного расстроился, но, придя домой, сообразил, не зря говорят, что критик работает на автора, если повесть вызвала критические замечания, то есть над чем работать, гораздо хуже, когда отказывают в публикации, не называя причин. Критик, как бы он не разносил произведение, если, конечно, его замечания обоснованы, дает автору пищу для размышления и определяет направления работы над произведением, и если автор умеет работать над текстом, а не впадает в амбиции и обиды, то может получиться нечто вполне достойное. Так рассуждал Василий Петрович, внимательно изучая замечания критика. И, несмотря на то, что замечания эти порой были довольно язвительны, он обращал внимание на существо их, а не то, каким тоном они были сделаны.

Василий Петрович вздохнул, он вспомнил, как легко ему далась эта повесть, будто кто-то невидимый диктовал ему текст, и припомнил ещё одну истину, гласящую о том, что если что-либо легко пишется, то часто оно тяжело читается.

Изучив заметки критика на полях текста, он не бросился сходу переделывать повесть, а начал писать ответы на замечания, он как бы беседовал с критиком, спорил, доказывал свою точку зрения, с чем-то соглашался, в чем-то обосновывал своё мнение. Так получилась довольно объемная статья под условным названием «Ответ критику» с солидным перечнем источников, которые подтверждали его точку зрения. Затем он снова принялся за повесть. Работа над романом была отложена.

Время шло быстро, он не заметил, как закончилась долгая слякотная зима, и на деревьях появились первые зеленые листики, природа оживала, как больной после тяжелой продолжительной болезни. Когда работа над повестью была закончена, он отложил её и снова принялся за роман. Несколько раз он возвращался к повести, снова что-то переделывал, что-то дополнял, что-то выбрасывал, и наконец решил, что в таком виде её уже можно показать Воронскому. Переработал он и статью, изменил название, и подумал, что её нужно было бы публиковать вместе с повестью. Издатель с предложением согласился и сказал, что постарается включить повесть вместе со статьей в следующий выпуск сборника.