Геннадий Дмитриев - Девочка и кошка

Мой научный руководитель начал проявлять беспокойство по поводу отношения к работе над диссертацией, он вызвал меня для серьёзной беседы:

Когда ты собираешься выходить на малую защиту? — с тревогой в голосе спросил он. — Все сроки уже прошли. Ведь работа твоя готова, чего же ты ждёшь?

— Дело в том, Владимир Сергеевич, что я не вижу особого смысла в своей работе.

— Как? Ведь работа ободрена ведущими специалистами нашего института, получены акты реализации. А ты не видишь смысла?

— Но в моей работе нет ничего особенного. Это рядовая, обычная работа. Ничего нового науке она не даст.

— А ты хочешь чего-то особенного? Выдающегося? Да, выдающаяся работа — это девяносто девять процентов гарантии шумного провала, и только один процент вероятности успеха! А твоя работа ровная, стабильная, тема выигрышная, она пройдет на учёном совете без возражений.

— Я в этом не сомневаюсь. Но уверен, что после защиты её положат на полку, и никто, никогда не поинтересуется ей. Она будет пылиться, как и многие подобные работы, пока не пойдёт на макулатуру.

— А ты чего хочешь? Чтобы главы твоей работы вошли в учебники? Если хочешь чего-то добиться в науке, нужно идти по ступенькам. Первая ступенька — это кандидатская диссертация.

— Шагать по ступенькам лестницы, которая никуда не ведёт? Посредственная кандидатская, бездарная докторская, что дальше?

— А добавка к зарплате тебя не интересует? А положение в научном обществе?

— Но ведь тема бесперспективная. Никакой пользы, кроме добавки к моей зарплате, от этой работы нет.

— Ведь есть же акты реализации!

— Владимир Сергеевич, Вы же прекрасно понимаете, что акты липовые. Никто никогда не станет строить автоматизированную систему управления на основе положений и алгоритмов, разработанных в моей диссертации. Каждый разработчик будет искать свои методы, наиболее соответствующие особенностям объектов управления. В практической работе никто не станет заниматься ерундой.

— Ты хочешь сказать, что весь наш НИИ занимается ерундой?

— За весь НИИ говорить не буду, но наша лаборатория, действительно занимается ерундой. Никакой практической пользы от наших исследований нет.

— Думаешь, я этого не понимаю? Ты самый умный? Самый сознательный? Нам выделяют средства под тематику, а это зарплата целого коллектива! И твоя, в том числе! Хочешь, чтобы все мы остались без работы?

— Я не хочу никого лишать работы, но выходить на защиту со своей темой я не вижу смысла.

— Не видишь смысла? Не понимаешь, что подводишь весь коллектив? Ты подводишь меня, в первую очередь, как своего научного руководителя! Нужно жить, как все! Через две недели я назначаю малую защиту, это согласовано с руководством института. И ничего слышать не хочу!

Домой я пришёл усталый и разбитый. Мне совершенно не хотелось заниматься диссертацией. Но подвести людей, которые ничего плохого мне не сделали, которые всей душой болели за меня, не мог, не имел права. Я достал работу из письменного стола, и только начал читать, как меня отвлёк телефон. Звонила Юлька.

— Куда ты пропал? Мне нужно срочно поговорить с тобой! Ты вообще думаешь о нашей свадьбе?

— Ну, вообще-то думаю.

— И что же ты думаешь? Нас расписывают в ноябре! Ты представляешь себе, что это значит?!

— Это значит, что свадьба будет осенью.

— Это значит, что я буду белым свадебным платьем подметать осеннюю грязь!

— Но не обязательно быть на свадьбе в белом платье до самого пола. Можно придумать что-нибудь соответствующее осенней погоде.

— Что? Хочу иметь длинное белое платье! Как все! Я что, хуже других? Делай, что хочешь, но добейся, чтобы дату нашей регистрации перенесли на август!

— Но в августе у меня защита диссертации!

— Ничего не хочу знать! Для тебя диссертация важнее меня?

Она бросила трубку.

Она тоже хотела, чтобы я был, как все. Чтобы всё было как у других. Ничего особенного, ничего выдающегося. Всё, как обычно.

Я с успехом прошёл малую защиту, договорился о переносе даты регистрации в ЗАГСе на конец августа. Все были довольны, и мой научный руководитель, и Юлька. До свадьбы оставалось несколько дней, и вдруг я бросил всё, сел в машину, никому ничего не объясняя, и рванулся по ночному шоссе к перевалу.

Я надеялся, что снова встречу её, но проходил поворот за поворотом, а на обочине никого не было. Я остановился на перевале, в надежде отыскать дорогу к вершине, к полуразрушенному замку, но дороги не было. Я оставил машину на площадке около турбазы, чуть ниже за перевалом, и пошел к вершине. Я продирался сквозь густой лес, пока не вышел на плато, где летом стоял полуразрушенный замок. Но и его не было. Только скалы, обрыв, да зубцы вершины, устремлённые в небо, и больше ничего. Тяжёлые, серые облака рвались в клочья о скалы, истекая холодным мелким дождём. Осенний холод проникал в душу, наполняя её унынием и безысходностью. Я понял, что ничего, ничего уже больше не будет. Никогда.