Геннадий Дмитриев - Девочка и кошка

— Выходи! — сказал второй похититель, продолжая держать меня под прицелом, меня подвели к небольшой моторной яхте, и Андрей ехидно произнёс:

— Прошу подняться на борт, сэр!

— И тихо, — продолжил второй, — без шума.

Я подчинился, ничего другого мне не оставалось. Мелькнула мысль, броситься в воду и поплыть, но, зажатый между ними, Андрей шёл впереди, второй — сзади, я не смог бы сделать и шага, в том, что второй бы выстрелил, я не сомневался. Меня затолкали в какое-то тёмное помещение, отобрали документы, часы и мобильный телефон. Дверь закрылась, и я очутился на полу среди канатов и прочих снастей, рассмотреть помещение я толком не мог, свет не проникал ниоткуда, внутреннего освещения не было. Взревели моторы, и яхта отошла от причала. Я не понимал, куда меня везли и зачем. По-видимому, моё похищение было связано с тем, что я всё же оказал влияние на решение Алисы поступать в университет. Недовольство её жениха, даже более, чем недовольство, я ощутил ещё тогда, на аэродроме, но не придал этому значения, не думал, что всё это может иметь столь серьёзные последствия. Куда меня везут? Зачем? Что они задумали? Если бы меня хотели просто утопить, то это можно было бы сделать и не уходя так далеко от причала? Я ещё надеялся, что меня оставят в живых, вывезут куда-нибудь на остров и бросят. Сколько времени мы плыли и что сейчас, ночь или день, я не знал, ощущение времени, обычно свойственное людям в нормальной обстановке, меня покинуло, мне казалось, что плыли мы долго, очень долго, хотя в часы ожидания, бездействия, особенно бездействия вынужденного, тревожного, минут превращаются в часы, часы кажутся бесконечными. Судно раскачивалось, слышался свист ветра в снастях, похоже, погода портилась. Наконец, моторы стихли, яхта легла в дрейф. Дверь отворилась, и голос второго похитителя сказал:

— Выходи, приехали. Туда, вперёд!

Мы прошли вдоль борта, Андрей впереди, а позади меня тот, второй с пистолетом. Была глубокая ночь, только тёмные волны, да сплошная пелена облаков, тусклый фонарь на мачте едва освещал пространство. Я заметил у правого борта, вдоль которого меня вели, спущенную на воду шлюпку.

— Прошу Вас, мистер, как Вас там, карета подана, — ехидно сказал Андрей, — Вы, кажется, большой любитель Грина? Что ж, поиграем в «Бегущую по волнам»? Сейчас Вам представится уникальная возможность испытать все те ощущения, которые испытал герой известного романа, когда капитан Гез оставил его одного в шлюпке посреди открытого моря. Садитесь в шлюпку, и, как говорится, счастливого плавания.

— Ну? — спросил его товарищ, — Тебя ещё уговаривать надо? Сейчас спихну тебя за борт без всякой лодки, так что, топай быстрей, не задерживай, нам ещё обратно плыть.

— Если Вы уж читали Грина, молодой человек, — обратился я к Андрею, — то должны помнить, чем завершилась эта история для капитана Геза, он получил пулю в лоб.

Андрей засмеялся:

— И не надейтесь! В этом районе моря нет судоходства, мы ушли далеко от морских путей, так что, ждать помощи Вам неоткуда, разве что от Бегущей по волнам, — он снова засмеялся, но смех его был каким-то нервным, неестественным, — поднимается ветер, волны тоже нехилые, шлюпка перевернётся, и адью, на корм рыбам.

— Слышь, шеф, — сказал второй, — может у него весла забрать?

— Оставь, Бобёр, пусть погребёт, помучается, на веслах до берега и в полный штиль не дойти.

Снова взревели моторы яхты, и вскоре её ходовые огни растаяли во мраке ночи, я остался один среди тьмы, волн и холодного ветра. На небе, сплошь затянутом облаками, не проглядывала ни одна звезда, по которой я бы мог хоть примерно определиться с направлением. Волнение усилилось, на волнах появились белые гребешки, и мне не оставалось ничего, кроме того как удерживать лодку носом к волне, чтобы её не опрокинуло.

Как ни старался я экономить силы, но вскоре почувствовал усталость, спина болела, руки не гнулись, каждое движение вёслами причиняло боль. Оставить вёсла и отдохнуть я не мог, если я перестану держать лодку, её развернет бортом к волне и опрокинет. Я летчик, а не моряк, работать веслами так долго мне ещё не приходилось, но постепенно я приспособился и стал тратить меньше сил, чем вначале, я расслаблял руки и спину в промежутках между гребками, да и грести стал несколько иначе, я не налегал на вёсла в полную силу, а лишь слегка подправлял движение лодки, не давая ей развернуться бортом к волне.

С неопределённой надеждой ждал я рассвета, возможно, когда появится солнце, мне удастся сориентироваться, хотя, если я и смогу определиться со сторонами света, мне это ничего не даст, чтобы достичь берега, нужно плыть на север, но силы мои, которые тают с каждым часом, вскоре покинут усталое тело, и я больше не смогу бороться с ветром и волнами. Теперь я уже не работал вёслами, а лишь опускал в воду поочерёдно то одно, то другое весло, парируя стремление шлюпки к развороту, я действовал веслами, как рулями самолёта, это могло несколько продлить последние часы, или минуты моего существования.