Лариса Баграмова - Проза

До того самого дня, когда внезапный порыв заставил меня оглянуться назад, и я увидела Сашу, стоящего у ворот автошколы и смотрящего мне вслед. Что-то в его взгляде подсказало мне избегать подобного поведения, и теперь, выходя на улицу, я стала вести себя, как восточная женщина, опуская глаза вниз и прикрывая грудь шалью.

Но видимо, дело было уже сделано: Саша вновь стал мрачен.

36

Все Сашины разговоры с того дня стали сводиться к тому, что он стар, болен, беден и совершил в своей жизни множество ошибок.

Я никак не могла понять, к чему он клонит. Стар и болен — я не заметила этого. Беден — какое мне до этого дело? Были ошибки — да у кого же их нет?

Зачем он твердил мне об этом? Предостерегал, защищая меня от необдуманных поступков? Или искал поддержки и одобрения? Слово просил у меня прощения…

Где найти слова, чтобы дать пожилому мужчине уверенность в правильности прожитой им жизни? И в том, что впереди ещё так многое возможно…

Я пыталась, но он становился всё более замкнут.

37

Ведя учебный автомобиль, я всегда чувствовала Сашину поддержку. Саша рядом — и он справится с любой задачей. Находясь за рулём, я чувствовала себя так, словно машину всегда вёл он сам. Возможно, именно поэтому мне было строго запрещено переключаться выше второй передачи.

Все остальные уже ездили со своими инструкторами как положено, а кто-то даже бессовестно лихачил, мы же упорно держались на скорости не больше тридцати.

— Поднимай шлагбаум! Наши черепахи поехали! — кричал в будку старший мастер, и мы выползали за ворота.

— Почему не включить третью? — удивлялась я.

— Нельзя на учебной машине ездить быстро, это против правил, — возражал Саша.

— Как нельзя? — возмущалась я, — Все ездят!

— Пусть делают, что хотят, — невозмутимо отвечал мой инструктор.

— Но я же так не научусь! — волновалась я о предстоящем экзамене.

— Именно так ты и научишься! — повышал он голос, и я снижала скорость до позволенного мне уровня.

И всё же явная несправедливость не давала мне покоя.

— Ну почему? Почему? — терзала я своего учителя, и после моего сотого вопроса он, наконец, ответил:

— Ты камикадзе! Я не хочу, чтобы ты разбилась.

38

Я устала ездить по бульвару.

Каждый день один и тот же маршрут. Каждый день одни и те же повороты. Я уже выучила их наизусть. Я уже не видела знаков и разметки. Просто знала, куда и как следует ехать, где тормозить и когда включать поворотник.

— Почему мы всегда ездим по бульвару? — возмущалась я, — Все ездят, куда хотят.

— Это учебный маршрут, от него нельзя отклоняться.

— Но все отклоняются!

— А если все поедут на красный, или по обочине, или начнут вылезать на встречку через двойную сплошную — ты тоже будешь так делать?

Вспомнив о нашем первом выезде в город, я засомневалась в том, что я так делать не буду.

— Все делают, — так тихо ответила я, что не услышала саму себя.

Но Саша услышал.

— Ты будешь ездить, как все? — усмехнулся он, — От булочной до аптеки и обратно?

— Нет, — уверено возразила я, — Я в Ташкент поеду! К отцу!

— Три с половиной тысячи километров? — изумился Саша и посмотрел на меня с нескрываемым восхищением.

— Я и не такое делала, — снисходительно улыбнулась я.

— Не сомневаюсь, — прошептал он.

39

Позже, после окончания курсов вождения, меня хвалили, что я умею отлично держать полосу: машина всегда идёт ровно, как по ниточке.

Но Саша не всегда считал так же.

Я вела машину по бульвару, как обычно. Маршрут уже был привычен настолько, что я могла бы закрыть глаза.

— Держи левее, — скомандовал Саша.

Я сдвинула машину чуть-чуть влево.

— Теперь правее, — дал он мне новую инструкцию.

Я вернула её обратно.

— Левее! — его голос стал жёстче, и в нём появились нотки раздражения.

Я повторила манёвр.

— Да что ты всё время виляешь? — и Саша, ухватившись за руль обеими руками, дёрнул автомобиль в сторону тротуара.

Я, приложив серьёзные усилия, сумела его выровнять.

— Не тяни, не тяни к себе! — продолжал он поворачивать колесо в свою сторону.

Однако что бы он ни делал, я упорно перемещала машину чётко на среднюю линию полосы движения.

— Ты борешься со мной! Ты всё время борешься со мной! — снова обвинил меня Саша во всех смертных грехах.

40

На следующий день — опять бульвар. После того, как я настроилась на дальнюю поездку, двигаться по той же дороге, да ещё со скоростью похоронной процессии, стало для меня невыносимым. Я чувствовала себя, как старая цирковая лошадь.