Лариса Баграмова - Проза

— Он что, похож на Квазимодо? Он мафиози? Это он тебя шантажировал, угрожал, вводил в заблуждение?

Лёля отрицательно покачала головой:

— Нет, он хороший.

— Лёля, почему ты боишься хорошего мужчину, который пригласил тебя на свидание?

Лёля низко-низко опустила голову и прошептала чуть слышно:

— Он мне нравится…

Марина открыла шкаф и налила себе валерьянки.

— Лёля, — осторожно спросила она, — Ты что, хочешь сказать, что ни разу не была на свидании с мужчиной, который тебе нравится? А как же?.. — Запнулась Марина, но всё-таки промолчала.

Лёля, не поднимая головы, потрясла ею из стороны в сторону.

— Понятно, — кивнула Марина.

Потом засучила рукава и достала из-за кухонной двери веник.

— А ну пошла быстро! А то опоздаешь! — заорала она дурным голосом и шарахнула Лёлю куда пришлось, — Двигай живо! Чтобы я тебя сегодня больше не видела! И завтра! Чтобы я тебя три дня не видела! И вообще можешь дома не появляться!

Соседка, выскочившая из своей квартиры на громкие крики, наблюдала, схватившись за сердце, как Марина веником гнала зарёванную, но страшно счастливую Лёлю по лестнице на улицу.

— Господи, у этих двух истеричек каждый день что-то новенькое, — позавидовала она им и пошла досматривать сериал.

Кто-то из мудрецов писал: влечение ума порождает уважение, влечение сердца — дружбу, влечение тела — желание; и лишь единение этих трёх влечений порождает любовь.

Тело подрагивает от пульсаций в разгоряченной крови, завлекая разящим дурманом, словно бы это — любовь… Сердце тянется к единению и пониманию, и так непреодолимо-наивно хочется верить в то, что это, возможно, — любовь… Разум восхищается непознаваемым совершенством и покидает себя в безумной надежде, что может быть, это и есть любовь…

Чтобы явилась на свет она. Оттуда — из самой глубины, из недоступных ни глазу, ни разуму тайников обнажённо трепещущей души — из самых-самых её сокрыто-загадочных закоулков — из обволакивающе-горячей и нежной, сокровенно-пульсирующей её сердцевины…

И поглотила бы собою всё, унося в мир грёз и желаний — в бесконечную, единственно возможную реальность истинной и бессмертной любви — чтобы навечно оставить там, откуда уже совсем не бывает возврата…

Есть люди, у которых отсутствует любовь к себе самому. И эти люди — герои. Потому что иметь силы жить, не любя самого себя, — это подвиг. Это постоянная, непреходящая боль от осознания собственного недостоинства.

Они — обнажённые среди одетых. Закованные в броню по причине своей сверхчувствительности. Нападающие на других, чтобы осознать себя хоть немного равными. Непрерывно ищущие у Бога ответ на вопрос: за что?

Если же человек обладает ещё и высоким интеллектом, ему никогда не найти отгадку, и — это пытка, вечная пытка. Это ад на земле.

Единственное, чего они страстно хотят: чтобы их любили, но в то же время они не верят в то, что это возможно. И они занимаются «проверками», подвергают «испытаниям» всех, кто проявит к ним хоть какие-то положительные эмоции. И испытания эти таковы, что нормальному человеку пройти их не представляется возможным.

Их нельзя за это винить.

Их можно только любить. Бесконечно. Безумно!

Любить и верить, что однажды они всё же сделают шаг навстречу. Шаг к доверию, к пониманию, к принятию. Потому что у них нет другого выбора.

Конечно же, он любил её. Безусловно. Безумно.

Он бесконечно много молчал о ней, потому что о любви — лишь молчанием. Он молчал каждый день, каждую ночь. И глядя на себя по утрам в зеркало, молчал снова и снова только о ней.

Конечно же, из тысяч встреченных им женщин ни одна не смогла хотя бы слегка быть похожей на ту, которую он боготворил. Он убеждался в этом каждый раз. И обязательно убеждал в этом женщин.

Он возвращался в своём молчании к ней снова и снова, и каждый раз образ его любимой менялся, трансформируясь в нечто ещё более прекрасное и совершенное. И он удивлялся её загадочности и непознаваемости.

Конечно же, эта любовь являлась единственной и исключительной. А какой она ещё могла быть — у него?

Так и жизнь прошла. А любовь осталась. Куда она денется? Она же вечная.