Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

Пятак напился, бросил бутылку на сцену, вернулся к микрофону.

– Теперь «Мунк» идёт, – сказал он.

«Мунка» я ещё не слышал, слышал только о нём. Трек три недели висел в областном топе, по слухам, на него обращали внимание ребята из столичных рекордзов, по слухам, он должен был стать хитом металлического лета. Все, кто был знаком с «Мунком», отмечали удивительную гармонию текста и музыкальной основы, КиШечники от восторга жевали собственные ботинки, Арийцы рыдали как младенцы, ГрОбовщики записывались в «Армию спасения».

«Мунк» бил по вершкам.

– Это я Пятаку идею подсказала, – похвасталась Катька. – «Мунк» – реальный, не то что всякие там трусы-колдуны.

Надо было что-то сказать, ну чтобы пнюгой не стоять, ну я сказал:

– Странное название.

– Чего странного-то? – Катька подбросила флажок, поймала.

– Да так. Странно. Что это вообще означает?

Катька постучала флажком по голове, тоже мне Джоконда.

– Дурак, ты, Леденец. – Вырвиглаз плюнул под ноги. – Тут же всё понятно.

– Что понятно?

– Да всё понятно. Это в честь Эдварда Мунка названо.

Я слушал.

– Ну, давай, спроси, кто такой Эдвард Мунк? – Вырвиглаз обобрал с губы семечные очистки.

– Кто такой Эдвард Мунк?

– Это такой художник, – влез Упырь. – Он нарисовал кричащего человека…

– Даже он знает. – Вырвиглаз указал пальцем. – Один ты полено и жаба неграмотная. Может, ты и кто такой Маркус Вольф не знаешь?

Про Маркуса Вольфа я слышал, он недавно умер. Серьёзный был человек.

Пятак на сцене громко подышал в микрофон.

– «Мунк», – повторил он.

И тут же ударили басы. И вступил Пятак:

– А-а-а-а-а-а-а!!!

Вошло соло, и почти сразу же ударные.

– А-а-а-а!

С сосен посыпались не шишки, а хвоя, с элеваторов возле станции сдёрнулись жирные голуби, заметались в синем свете, я видел, звякнули стёкла в окрестных домах, завыли сигнализации на машинах, пространство содрогнулось и зарыдало, Пятак рычал:

– А-а-а-а-а!

Других слов в песне не было. Но Пятак рычал так, что никаких слов и не хотелось, и так понятно.

– А-а-а!

Песня мне нравилась. Пятак вкладывался. И в голосе у него было… что-то было, короче. Трудно передать. Под конец композиции Пятак уселся на край сцены и бормотал, свесив ноги, хрипел что-то, как якутский шаман, обожравшийся мухоморами.

Замолчал. И все тоже молчали.

– Дальше неинтересно, – сказала мне прямо в ухо Катька. – Петька сказал, что всего петь не будет, так, пару песен, у него горло сегодня болит. Пойдём, погуляем немного?

– Пойдём. – Я поглядел на Упыря.

– Я ещё посижу, – неожиданно сказал Упырь, – посмотрю. Интересно.

Катька слезла со скамейки, и я. Вырвиглаз, конечно, остался.

Мы уходили от сцены, сначала я думал, что мы просто идём, к «Замку» или к «Пружине», но потом понял, что мы идём к оленьку.

Оленёк – это такой камень. Раньше на нём стоял гипсовый оленёнок, говорят, он сохранился ещё от старого деревянного кинотеатра, там справа от входа стоял оленёнок, а слева такая же гипсовая собака. Дети почему-то очень любили этого оленька и всё время таскали родителей к нему, а потом какая-то пьяная мразь оленёнка свалила и разбила. А камень остался. Через год он оброс толстым мхом и стали разные странные штуки возле этого камня замечаться. Беспокойные и капризные дети, если их поставить на камень, успокаивались и больше не капризничали. Если зубы сильно болели, он тоже помогал, от спины, но это не всем.

Ещё странные штуки происходили возле оленька. Если подходил к нему какой-нибудь по-настоящему дрянной человек, то с этим человеком в скором времени обязательно случалась большая неприятность. И нередко со смертельным исходом. Так что люди с сомнительной репутацией подходить к оленьку опасались. Поэтому возле него всегда было чисто, никаких окурков, никаких бутылок, никаких пакостей.

Хорошее место.

– И чего мы туда идём? – спросил я.

– Там спокойно, – ответила Катька.

– Ну да…

Мне немножко страшно стало. Потому что оленёк не только целительными качествами отличался, он ещё считался камнем влюблённых. Считалось, что если парочка первый раз целуется возле этого камня, то история любви получается красивая и счастливая. Люди дружат, не ругаются, не обманывают друг друга, а когда приходит время расставаться, расстаются спокойно, без скандалов и истерик. Вот я и подумал – а вдруг Катька решила сейчас первый раз со мной поцеловаться? Вдруг, такое ведь бывает…

На окраине парка было не так темно, как в центре, виднелись звёзды и кусочек луны над башней водокачки. К камню вела протоптанная дорожка, теперь шагать надо было только по ней – чтобы не наступить на игрушку. Возле оленька всегда много игрушек. Считается, что если камень помог психованному или больному ребёнку, то надо в благодарность оставить тут что-то – лучше всего игрушку.