Эдуард Веркин: Мертвец [litres]

Я устал и поставил точку. Потом перечитал, кое-где исправил, а в одном месте зачеркнул. Это я вообще-то не сразу написал, не сегодня, полторы недели ушло – рекорд. Ну, кое-где я приврал немножечко, но это ничего, я специально поглядел в книжки – там врут ого-го как. Это и понятно, когда пишется так, как есть, то и читать неинтересно. А вот когда понагородят всякого – тогда другое дело. Хоть и смешно, понимаешь, что всё фигня, а интересно – как ещё наврёт?

Но в целом получилось ничего, мне понравилось. Я не ожидал от себя, что так вот выйдет складно, может, у меня талант. Мой брат хоронить мастер, а я в тетрадке писать умею. Хорошо.

Хотя, пожалуй, длинновато. Длинно. Про то, что Сенька боксёр, я, пожалуй, зря написал, это как-то не к месту. Но очень хотелось, чтобы было много, настоящие писатели всегда пишут много. И я не мог остановиться. Ну да ладно, я ведь на Нобелевскую премию и не претендую. И вообще, я только пробую. А вдруг у меня и правда талант? Сочинения я всегда хорошо пишу, меньше четвёрки никогда не бывает. А вдруг в этом моё будущее?

Я закрыл тетрадь, стал отдыхать и злиться. Я как-то кино посмотрел про одного человека, так он там так бесился, что весь дрожал и валил направо-налево предметы. Усилием злобы. Поглядит на стакан, а тот в стену. А ближе к концу фильма он так научился злиться, что мог машины переворачивать.

Мне бы так хотелось.

Поэтому я стал тренироваться. Ставил на полку спичечный коробок и пытался его уронить. Ставил, пыхтел, напрягался до красноты, иногда даже в животе начинало болеть, иногда аж глаза чуть не выскакивали. Но коробок не падал. Не падал и не падал, даже и не сдвигался немного.

Ничего у меня не получилось и в этот раз, все мои упражнения привели лишь к тому, что вместо двух минут в самом начале тренировок я теперь могу злиться почти пять.

Сегодня я прозлился три с половиной, думал, дождусь до пяти, но потом в окно потянуло жареной картошкой, такой как раз, как я люблю – если сначала её сварить в мундирах, а потом остудить и пожарить с луком. Хорошо бы ещё колбаса была жареная. Я бросил злиться, стал думать про колбасу, потом книжку немного почитал. Но в колбасном аромате читалось тяжело, какая-то рассредоточенность наваливалась, думалось только про еду.

Я почитал ровно двадцать минут и отправился в большой дом.

Я живу в старом доме, а родители в новом. Раньше все жили в старом доме, он маленький совсем и чёрный, один угол в землю врос, а потом отец взял кредит и стал строить новый, деревянный, но побольше и посветлее, со вторым этажом. Он его, правда, до конца пока ещё не достроил, но жить можно. Вот все и ушли туда, я тоже ушёл, хотя мне в старом доме больше нравилось, там тише. Отец хотел продать старый на дрова, но бабка развопилась, принялась орать, что из этого дома её отец на войну уходил, ну, как всегда, короче. Так и не продали. И оказалось у нас на участке целых два дома.

А потом надоело жить со своими родственничками, и я переехал обратно. Теперь я живу один в целом доме, это здорово. Свои две комнаты, свой чердак, на чердаке, как полагается, всякая рухлядь. Но немного рухляди – сети, кастрюли, древний комод. В комоде тоже с пустотой напряжёнка: древние рыбацкие снасти, поломанный колокольчик, ошейник старый, намордник, какие-то ещё собачьи принадлежности, мелкие шкатулки, много алюминиевых ложек, гайки… Ничего ценного. Я надеялся, что хоть сам комод ценный, но потом выяснил, что он самодельный, да ещё и из фанеры склёпанный…

Не антиквариат. Ну да ладно с ним, с комодом, лучше немного о себе. Живу я один, обедать хожу к родителям. Нет, в случае чего я и сам могу приготовить себе яичницу, но…

Короче, я вылез в окно, отправился в большой дом и пробрался на кухню.

Картошка доходила под крышкой. Мать стояла возле стола и резала лук большим ножом, быстро так. Я устроился между холодильниками, приложился виском к гладкому металлу. У нас два дома и два холодильника. Старый холодильник мне тоже больше нравится, он такой круглый и похож почему-то на американскую машину. Его нам бабушка подарила. Мы ей морозильную камеру, а она нам этот «ЗиЛ». Забавная вещь такая – между решётками радиатора до сих пор торчат жёлтые плавательные лещинные пузыри – это от её брата, дяди Вани, он известным рыбаком был. Я гляжу на эти пузыри, и мне как-то странно, чего-то в этих пузырях… не пойму что…

Мать дорезала лук, засыпала под крышку, несколько раз встряхнула. Теперь минуту выждать – и всё, можно обедать. Ну, или ужинать.