Дюла Чак - Глемба

— Кто он — этот товарищ Гёрёг? — спросил я и, когда Глемба пояснил, что он посол, кивнул с таким видом, будто считал в порядке вещей ехать в гости к послу, который для нас просто «Тони». — И кем он вам доводится?

— Приятель, — буркнул Глемба и неодобрительно мотнул головой. — Сказано же вам было, чтоб на повороте включать холостой ход!

— Забыл, — попытался я оправдаться. — Привычка — вторая натура.

Я и раньше имел возможность подметить, что Глемба — чувствительной души человек, который очень легко поддается эмоциям и с трудом перестраивается. Вот и сейчас потребовалось какое-то время, чтобы улетучилась его мимолетная досада и он соизволил ответить на дважды заданный вопрос, кем ему приходится ответственный деятель здравоохранения.

— Мы теперь кумовьями заделались, — сказал он. — Вчера вечером я крестил у него внука.

— Вчера вечером?

— Ну да, перед тем, как вам прийти. А вы разве не знали, что гуляете на крестинах?

— Откуда мне было знать! Да я там и священника не видел…

— Как же, и священник был — Лайчи Куруц, низенький такой, с лысиной. Прямо высох весь, бедняга, горе у него случилось: крестный сын умер. Такой славный, здоровущий был парень, бороду носил… Якобы случайно из окна вывалился, но жена Лайчи говорит, что, по всей видимости, бабенка его столкнула. Года два назад он с ней сошелся…

— Эти бороды до добра не доводят, — отважился я заметить.

Глемба покосился на меня неодобрительно, но мне плевать было на его недовольство — до такой степени взбудоражило меня сообщение о крестинах.

— Значит, это все-таки была тайная сходка! — сказал я. — Так я и думал…

— Тайная? С чего вы взяли?

— Потому что о крестинах никто и словом не обмолвился.

— Все и без того знали, разве что кроме вас.

Это могло соответствовать истине, однако мне все равно казалось странным с такой помпой справлять обычные крестины. Леший его знает почему, но я и мысли не допускал, что высокопоставленные лица могут быть уж настолько религиозными.

— Да ничуть они не религиозные! — возразил Глемба. — Крестины — это совсем другое…

— А вы тоже неверующий?

— Всю жизнь имел зуб на попов… Но ведь крестить-то все равно надо.

Антал Гёрёг оказался, как и положено послу, высоким, седовласым, непроницаемым. Последняя его особенность подчеркивалась еще и тем, что время от времени он изображал мимолетную улыбку — и именно тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Впрочем, держался он радушно и приветливо, хотя и в нем я уловил ту же скованность, с какою вел себя государственный секретарь тогда, в Морте; вероятно, это объяснялось тем, что его стесняло мое присутствие. Глембу, того, конечно, ничто не стесняло — он обращался с послом так, будто находился с ним с глазу на глаз или же, напротив, в присутствии множества людей. Напрашивался вывод, что и здесь он на правах именитого гостя чувствует себя как дома.

С первых же минут беседы выяснилось, что мне доводилось бывать в том азиатском государстве, где посол представляет нашу страну, и это помогло мне освоиться в незнакомой обстановке. Мы обсудили общие темы — выразили свое восхищение своеобразием восточной кухни, затем разговорились о странных обычаях, свойственных восточным народам.

Глемба недолго мирился с тем, что его исключили из доверительной беседы: он принялся разглагольствовать о том, что желтолицых нельзя считать самостоятельной расой — иными словами, желтый цвет кожи знаменует процесс перехода от белого цвета к черному. Сначала белый человек желтеет, потом чернеет, и все это — вечный круговорот, потому что черные в свою очередь белеют — уж он насмотрелся в Америке.

Видно было, что посол крепко призадумался над этой теорией, но возражений не выдвинул. Так же миролюбиво и даже согласно кивая, он выслушал и рассуждения Глембы о том, как следует представлять интересы венгров среди людей желтой расы, при этом без конца наполнял бокалы и угощал коржами, которые подала к столу его супруга.

— Немного пригорели сверху, — извиняющимся тоном сказала хозяйка.

Глемба откусил половину коржа и, прожевывая его, вынес свое суждение:

— Тесто месить не умеешь.

— Духовка ни к черту не годится, — пожаловалась женщина. — Никак не отрегулируешь. Или совсем не пропекает, или подгорает в ней тесто…

— Ну-ка посмотрим, в чем там дело. — Глемба поднялся и вышел в сопровождении хозяйки, лицо которой приняло озабоченное выражение.