Дюла Чак - Глемба

— Пожалуйста, — ответил я и остекленелым взглядом уставился на жену.

— В чем дело? — спросила она, чуя недоброе.

Я передал ей наш разговор, а когда она отказалась верить, поклялся:

— Провалиться мне на этом месте, если я переврал хоть слово! Теперь ты сама убедилась, что я не с потолка беру!

— Да, загадочная история, — пробормотала жена, и я видел, что теперь даже ей изменила ее пресловутая трезвость суждений.

— Можно не сомневаться, — торжествующе поднял я палец, — что все верхние десять тысяч «оглембованы» поголовно…

— А вдруг это бывшие школьные товарищи дяди Яноша?

Она ухватилась за эту спасительную мысль, как за соломинку.

— Нет, тут что-то не вяжется, — усомнился я. — Ученый с мировым именем по меньшей мере лет на десять старше ответственного деятеля из Министерства здравоохранения. Государственный секретарь обращался к Глембе на «вы», а Глемба говорил ему «ты» — значит, они не ровесники. А кроме того, все они с высшим образованием, а Глемба как есть деревенщина — он, верно, и начальной школы не окончил…

— Ну это ты напрасно!..

— Ладно, допустим все же, что с кем-то из них он учился в школе. Скажи: ты со многими своими одноклассниками поддерживаешь дружеские отношения?

— Ну, может, они — товарищи по оружию… в войну вместе сражались…

— И ты допускаешь, что Глемба был у них командиром и все они служили под его началом? Ведь если судить по теперешним их отношениям, надо признать, что все они смотрят на Глембу снизу вверх. Да и где бы он мог командовать — в хортистской армии? Ты можешь представить себе Глембу в роли хортистского офицера?

— Нет, разве что в партизанах…

— В партизанах! — вскинулся я. — Не забывай, он и в Америке успел побывать, и не просто путешественником или в служебной командировке, а эмигрантом… Чего же тогда лебезят перед ним все эти шишки? Нет, тут что-то другое!..

Я добился своего: в пятницу вечером жена сварила картофельный суп и напекла блинчиков, а Глембе не удалось отвертеться от приглашения.

За Глембой я послал сынишку, дав ему строгий наказ не возвращаться без дяди Яноша, и расчет мой оправдался: у Глембы явно не хватило духу отказать ребенку.

Он был в обычной своей униформе: берет и резиновые сапоги дополняли серую рабочую спецовку, нечто вроде комбинезона.

— Что это вы в пятницу прикатили? — спросил он.

— Завтра нерабочая суббота, — пояснила жена. — Ребенку в школу не идти, вот мы и решили выехать пораньше, чтобы побыть здесь в свое удовольствие.

— И дела ждут, — вмешался я тоном рачительного хозяина, преисполненного чувством долга и ответственности. — Надо истреблять эти джунгли. — Я мотнул головой в сторону двора, где сорняки вымахали в человеческий рост.

— Да не мучайтесь вы с ними! — бросил Глемба в обычной своей повелительной манере.

— Как же не мучиться? — возмутился я. — Мы хотим, чтобы был газон, ровная зеленая лужайка.

— Прямо сразу вам подай? — В его взгляде мелькнула насмешка и даже легкое презрение.

— Конечно, не сразу, но если не выполоть сейчас, то сроду того газона не дождешься.

— Тяпкой размахивать — тоже толку мало.

— Так что же вы нам посоветуете? — вмешалась жена с явным намерением опередить меня, чувствуя, что я того гляди взорвусь.

— Сейчас оставить как оно есть, а по весне выжечь, перепахать все заново и засеять семенами, — более миролюбиво пояснил Глемба.

С меня тоже схлынула досада, потому что идея эта мне пришлась вполне по душе — полоть сорняки было самым ненавистным для меня занятием. Я посмотрел на жену с таким видом, будто я сам до этого додумался.

— Видишь, оказывается, все просто. Отныне, какое дело ни начну, прежде буду спрашивать совета у господина Глембы…

В тоне моем недвусмысленно прозвучала издевка, и жена опять поспешила вмешаться, с испугом заметив, что Глемба нахмурился.

— Я успела настряпать только на скорую руку. — Она встала позади стула, предназначенного для Глембы, и показалась мне похожей на метрдотеля, который дожидается, пока именитый гость займет подобающее ему место. — Но все-таки горячее лучше, чем еда всухомятку…

— Осторожно, — предупредил я Глембу, — у стула ножка шатается. Правда, это лучший из всех, какие у нас есть, хотя и он прихрамывает на одну ногу.

— Мы только начинаем заниматься меблировкой, — приторно-сладко улыбнулась жена. — Насобирали по знакомым разной рухляди, да почти вся она только на помойку годится.