Коллектив авторов - Удивительные истории о мужчинах

Случались на памяти сельчан происшествия и посерьезней сердечных. Как-то рано утром один из местных ребят на колхозном грузовичке повез деда Митрича на его переезд. За парнишкой закрепилась репутация лихача. Гонял он везде. Дорога поблизости от деревни была не очень — они еле тащились. Но дальше, по пролеску, можно было от души разогнаться. Грузовичок уже выкатывал на ровную поверхность, когда позади истошно засигналили. Следом за ними по ухабам скакал председательский тарантас. Обе машины затормозили. Из тарантаса выскочил водитель председателя. Он рассказал, что к нему только что прибегали от Слухача.

— Что-то там про правое переднее колесо говорили, — добавил запыхавшийся водитель.

Они втроем подошли к правому переднему колесу. Трех болтов уже не было, а четвертый развинтился и вот-вот собирался отлететь. Через минуту, на самой скорости, колесо должно было отскочить. Парни по-комсомольски чесали затылки, а беспартийный дед Митрич отчаянно крестился.

А однажды вышел и вовсе неслыханный случай. Дочка бабы Тони уехала по делам в город. Старушку оставили сидеть с малышом, ее внучком. Малыш удался на славу: пухлый, круглый и теплый, как каравай. Бабушка любила возиться с ним, носить по соседям и хвастаться. За год до рождения малыша она точно так же бегала по деревне с гигантским кабачком в руках, уродившимся у нее в огороде. Бабушка, как обычно, уложила бутуза в колыбельку, затопила печку, чтобы приготовить оладьи, и отправилась на минутку до кумы. От нее еще к кому-то. Стояли старушки, зацепившись языками, — не оторвать. Вдруг баба Тоня ахнула. По деревне прямо в их сторону шел Слухач. На нем была фуражка. Флотский ремень отчаянно блестел на солнце. Женщины не сразу узнали Слухача: на улице его никто отродясь не видел. Они оторопели. Слухач остановился. Как-то странно поводил головой. Бабе Тоне это сразу напомнило немецкий танк. Она пряталась в огороде, а «тигр» стоял посреди дороги и вот так же крутил башней — то вправо, то влево. И тогда, и сейчас от этого зрелища по спине у нее пробежал холодок. И вдруг Слухач как закричит:

— Баба Тоня!

Старушки аж подпрыгнули, как будто тот «тигр» все-таки выстрелил.

— Бегом домой, пожар у тебя!

Баба Тоня с визгом понеслась по деревне. Кто был в домах, повыскакивали с ведрами и лопатами и побежали за ней. У хаты собралась целая толпа. Дом стоял цел и невредим. Народ опешил и топтался у калитки. Но баба Тоня, отставшая и доковылявшая до своего забора с опозданием, растолкала всех и бросилась к дверям, повторяя:

— Сказано же вам, пожар там.

Один мужик нехотя поплелся за ней. Едва распахнули входную дверь — из нее повалил дым. Малыша не было слышно. Его вытащили на улицу и начали шлепать. Скоро он закашлялся и начал кричать. В горнице огнем занимался половик. Из полуоткрытой створки печи на пол летели горящие угли. Пока все суетились перед домом бабы Тони, у них за спинами молча прошел Слухач, направляясь домой. Скоро должна была вернуться из соседней деревни мать, и он не хотел ее напугать.

Каждая мать непременно жалеет своего ребенка, даже если он двухметровый детина-разрядник. Что уж говорить о матери Слухача, слепого, израненного, целыми днями сидящего на балконе дома на глухой окраине села. Как-то раз она напросилась с бабой Тоней в дальнюю деревню. Там уцелела дореволюционная уездная церковь. Баба Тоня частенько туда ездила. Церковь сама дышала на ладан. Крест с нее сняли еще в начале двадцатых годов. Здание потихоньку разваливалось. Едва местный батюшка залатает крышу с одной стороны, она осыпается с другой. Когда они подходили, баба Тоня все шептала матери Слухача:

— Ты не гляди, что храм такой убогий, батюшка там самый настоящий, прозорливый.

Народу в храме собралось немного. После службы они обе подошли к священнику. Он был совсем стареньким, тугим на ухо. Мать Слухача сначала долго сомневалась, но потом выдала батюшке свою историю, выстрочила, как обойму из пулемета. Она глотала слова вперемешку со слезами и все рассказывала, рассказывала… Какой хороший у нее мальчик, как он всем помогает, как выручает, и сколько людей он уже спас и на фронте, и здесь, в селе, после войны, а за это ему никакой награды — балкон посреди леса да одиночество в темноте. Долго она говорила. А когда замолчала, батюшка сказал ей в ответ только одно:

— Это он не их — это он себя спасает.