– Анни?
Когда она наконец услышала его голос, у нее было такое чувство, словно где-то внутри нее нажали на «play».
Анни быстро зашевелилась со всей доступной в ее состоянии скоростью.
– Мой отец. Я должна ехать домой. Он… был пожар. Они его не нашли. Они думают, что… Он…
И она разрыдалась. Вместе со слезами наружу выходило все самое сокровенное. Воспоминания детства. Летние рассветы, когда Анни еще ребенком ходила с отцом в коровник. Его взгляд, такой прямой и открытый, когда он отвечал на ее вопросы о жизни и смерти. Отвечал, как умел, исходя из своих возможностей. Пентти никогда не делал разницы между ребенком и взрослым, а теперь он умер. У ее ребенка никогда не будет дедушки, только пожелтевшая фотокарточка в старом альбоме. Без истории. Без связи с прошлым.
Алекс хотел поехать вместе с ней. Он настаивал. Но Анни уперлась. Нет, ни за что. Он не может бросить работу, особенно сейчас, когда им так нужны деньги.
– Но это же твой отец.
Анни перестала плакать, но чувствовала, что слезы никуда не делись, стояли рядом, подкатывая к самому горлу. Припухлость, которая и не думала исчезать, словно тело знало, что скоро снова настанет ее время. Но дело могло быть и в другом. Анни серьезно посмотрела на Алекса.
– А теперь он мертв.
Она помнила его запах, причудливую смесь кофе и коровьего навоза и чего-то еще, вроде застарелой грязи. Словно полузабытое воспоминание. Анни покачала головой.
Но Алекс не отставал. Он обнял ее за плечи.
– Я должен быть твоей опорой. Твоей жилеткой, чтобы выплакаться.
Анни рассердила его настойчивость. С тех пор, как Алекс переехал к ней или, как сам он выразился, с тех пор как они съехались, (словно между ними было что-то общее), Анни все чаще ловила себя на мысли, что он просто не понимает, что бесполезно пытаться войти туда, в эту скрытую комнату. Ее потайной уголок души, куда только она имела доступ и больше никто другой. Она вздохнула и стряхнула его руку.
– Нет, нет и еще раз нет. Ты ничего не понимаешь.
И тут же пожалела о своей резкости, почувствовав, как его это задело. Анни погладила Алекса по спине.
– Когда я там окажусь, я сама себе буду опорой. Ты же снова будешь чувствовать себя просто как в отъезде. Забыл, как было в прошлый раз?
Она всегда раскаивалась, когда видела, как огорчают его ее слова, но все никак не могла научиться сдерживать себя. Она просто не умела вести себя по-другому.
– Я должна позаботиться о моей маме. Она, должно быть, совсем убита горем. И еще мои братья и сестры. О Боже.
И она снова расплакалась. В итоге все стало так, как хотела Анни.
В поезде мысли Анни порхали свободно, и она вспоминала вещи, которые на первый взгляд казались лишенными всякого смысла.
Она вспоминала, как подолгу откашливался Пентти, когда ему предстояло произнести речь перед людьми, которых он не очень хорошо знал.
Вспоминала его длинные разглагольствования о военных годах. Его рассказы без тени юмора, в которых люди и события представали как живые, пугая своей реалистичностью. Так что никто не мог их слушать.
Она вспоминала, как сидела у него на коленях и смотрела на него, когда упала с велосипеда и расцарапала себе обе коленки и подбородок, так что пошла кровь. Сколько же ей тогда было – семь или, может быть, восемь, десять, одиннадцать?
Она помнила, как порой, что-то такое мелькало в его взгляде, какая-то веселая искорка или, как он сам выражался, остроумие.
Она помнила его сухие шершавые ладони, которые он никогда не мог отмыть дочиста, сколько ни тер их мылом для выведения пятен.
Она вспоминала его голос, каким хриплым он был в те редкие моменты, когда не кричал на них, такой непривычный к мягким интонациям.
Она помнила все эти подробности и еще кучу всего, и, закрыв глаза, видела перед собой отца как живого.
Было что-то успокаивающее в понимании, что пока она едет, время идет, и она миля за милей перемещается все ближе к источнику боли и одновременно с каждой минутой все дальше удаляется от него.
Анни смотрела, как меняется за окном летний пейзаж, потому что чем дальше двигаешься на север, тем больше шансов застать там лето. Это походило на путешествие во времени, в прошлое, когда ее отец был еще жив.
В животе зашевелился ребенок, как это часто бывало в последнее время. Ей говорили, что она должна сказать спасибо, что он не шевелится по ночам и не мешает ей спать, это означало, что когда ребенок родится, он быстро приспособится к ее суточному ритму, и она сможет высыпаться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу