Борис Мирза - Девушка из разноцветных яблок

Самой важной мыслью, которая то исподволь, то прямо звучала на ее уроках, было то, что писателем (и даже просто личностью) человек становится только в том случае, если осознанно совершает поступки, делающие его биографию предметом искусства. Живущий тем, что пишет. Получающий бесценный опыт и знания. А соответственно, жизнь нужно прожить так…

В общем, теория, воспринятая ею еще в институте и ставшая не просто теорией, но чем-то вроде религии, чем-то вроде веры.

Он же – ее настоящий ученик – проникся и уверовал. Пожалуй, ее как учительницу любили многие, еще больше – терпеть не могли. И лишь он один, уверовав, решил стать писателем.

И хотя склонности к записыванию не имел никакой, приобрел в сельпо тетрадь, куда решил заносить свои мысли и то, что покажется ему интересным из ее слов.

Правда, своих мыслей пока не было, зато цитаты любимой учительницы заполнили почти треть тетради.

И во многом пополнялась тетрадь из-за того, что ему повезло и он стал ее охранником в дороге из школы домой по вечерам.

Она раньше, чем он, почувствовала его влюбленность, но не поняла, насколько она глубока.

Ее жизнь в деревне действительно оказалась подвигом. Но подвигом не героическим, каким он ей рисовался в институте. Не надо было гибнуть, преподавая литературу школьникам из последних сил. Совсем другие трудности ждали ее. И вовсе не самыми большими из них были бытовые сложности. Да, человеку, привыкшему к городу, трудно носить ледяную воду из колонки. Трудно стирать без стиральной машины. Трудно топить каждое утро и вечер. Трудно умываться ледяной водой – но так же трудно греть воду, чтобы умыться…

И все же не это главное. Не было здесь ни одного человека, который бы составил ей компанию. С которым можно было бы не то что дружить, а просто общаться на интересные ей темы. Не было, наконец, мужчины, который хотя бы частично мог ей понравиться. О котором можно было думать на предмет будущих отношений… Сама мысль даже просто о флирте с каким-нибудь заместителем директора совхоза Геной или тем более пастухом Витей ничего, кроме смеха, вызвать не могла.

Чего уж говорить о каком бы то ни было интеллектуальном общении…

И вот этот влюбленный мальчик, идущий рядом на почтительном расстоянии, этот ее охранник, так выполнявший свою охранную функцию, что ей совершенно нечего было опасаться по дороге домой, стал для нее тем, с кем она, сама того не сознавая, отдыхала, рассуждая на излюбленные темы. И, как это ни удивительно, он постепенно начал понимать ее и даже пытаться мыслить в ее системе координат.

– Почему же вы, – она общалась с учениками только на «вы», – не начнете писать нечто свое?

Он пожал плечами.

– Не получается пока. Не пишется.

– Это может быть по двум причинам, – сказала она.

И он сосредоточился, чтобы слушать.

– Вам нужна биография. Понимаете, вас должны сформировать события вашей жизни. Посмотрите на биографии больших писателей, и вы поймете, какую огромную внутреннюю и внешнюю жизнь они прожили. И когда ты живешь жизнью своей страны, жизнью всего мира, когда ты в гуще, в самом центре событий, то ты приобретаешь тот бесценный материал, из которого впоследствии вырастут произведения искусства.

– Ну, войны-то пока нет.

– Это хорошо. – Она внимательно посмотрела на него и поняла, что этот деревенский бычок, заслушавшись ее речей, действительно жалеет, что не может принять участия в войне. Ох, сколько она ему порассказала!.. И как, интересно, отразилось в башке этого семнадцатилетнего деревенского парня все то, что они годами обсуждали и формировали в институте? А еще она вдруг ясно увидела, что он влюблен. И смотрит на нее как на женщину. И это смутило и обрадовало одновременно. И вдруг как-то сразу оказалось, что они уже давно стоят на дороге и смотрят друг на друга. Это еще больше смутило.

– А вот я тебе покажу войну, – крикнула вдруг она и, скакнув в сторону, нагнулась, зачерпнула варежками снег, слепила снежок и кинула им в своего охранника.

Попала она точно за шиворот. Он аж оторопел.

– Ну, что стоишь, воин? – Наскоро слепив еще один снежок, она побежала за большую сосну.

– Ах так! – крикнул он, вытряхивая снег из-за шиворота. – Ведь я тоже могу…

И погнался за ней. Они минут пять – десять носились, как подростки, между деревьями и кидались друг в друга снежками. И уж, конечно, он, осмелев, действовал куда точнее. И в конце концов загнал ее куда-то далеко от дороги, а она, устав убегать, упала на спину в снег. Раскинула руки в стороны и, уже лежа на спине и глядя в небо, тихо произнесла: