Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

Преодолевая желание без конца проверять и перепроверять телефон, я вместо этого отвечаю на вопросы Санни и Мак о походе. Они пытливо расспрашивают меня, я о многом им рассказываю… но не обо всем. У меня такое ощущение, что им прекрасно известно, чем мы с Ленноном занимались в лесу; они без конца улыбаются, от чего я немного смущаюсь и останавливаюсь не столько на секс-расслабухе, сколько на тех моментах, когда вопрос стоял о жизни и смерти. Когда я описываю им грозу, в дверь звонят. Санни идет открыть, несколько мгновений с кем-то говорит, потом негромко просит меня выйти в коридор.

– Это тебя, – шепчет она.

Я смотрю через коридор на приоткрытую парадную дверь:

– Это мама?

Санни качает головой:

– Иди. Все будет хорошо. Если понадобимся, знай, мы рядом.

Я в страхе тащусь к двери и открываю ее. Лицо, которое взирает на меня, знакомо, хотя увидеть его я не ожидала: привлекательный кореец лет пятидесяти, с короткими волосами, седыми на висках и черными на затылке.

– Дедушка Сэм? – удивленно тяну я, вконец сбитая с толку.

– Зори, – говорит он, тщательно произнося звуки. Потом выстреливает череду непонятных предложений, судя по всему, решительных и твердых.

– Ты же знаешь, я не понимаю по-корейски, – звучит мой ответ.

Я могу сказать «привет» (аньен-хасее), «пожалуйста» (осо) плюс несколько отдельных слов, которыми мама пользуется, когда владелец «Пицца делайт» пытается завысить цену за дополнительные ингредиенты. Иногда могу понять, что говорят актеры в ее любимых корейских драмах, особенно когда мы смотрим несколько серий подряд, но не более того.

Дедушка Сэм, со своей стороны, в основном понимает английский. Просто плохо на нем говорит. От него можно услышать «хорошо», «да» и «нет», но ничем другим голову он себе не забивает и по этой самой причине, общаясь со мной, предпочитает смайлики.

В данный момент он поднимает голову и что-то шепчет, обращаясь к небу. Потом тяжело вздыхает и машет мне рукой, приглашая идти за ним.

– Хорошо? – говорит он.

– Хорошо, подожди.

Я бегу обратно в дом, хватаю свои вещи, а когда Мак спрашивает меня, что происходит, отвечаю ей:

– Понятия не имею.

Они заверяют меня, что все будет хорошо, я выхожу на улицу, где меня ждет дедушка Сэм. Он молча ведет меня через тупик, нежно положив на спину руку. Все так же что-то говорит мне на корейском, но теперь уже выглядит не таким расстроенным. Пытается меня в чем-то убедить, но когда я вижу маму на заднем сиденье его сверкающего седана «ауди», у меня возникает ужасное предчувствие.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Мама смотрит куда-то в сторону. Она что, избегает меня? А как же ее вчерашние обещания? Она сказала, что не бросит меня.

Дедушка Сэм показывает на нашу входную дверь, что-то приказывает мне по-корейски и говорит:

– Хорошо?

– Нет, здесь не останусь, – в отчаянии говорю я. – Возьмите меня с собой.

– Да, – отвечает он, в его голосе слышится раздражение.

– Что значит это «да»? «Да» в том смысле, что я могу ехать с вами? Что «да»?

Не успевает он выдать мне очередную сердитую тираду, входная дверь нашей квартиры распахивается и выпускает наружу поток бранных слов, которые я понимаю очень даже хорошо. Единственное, льются они изо рта моей миниатюрной корейской бабушки и от этого звучат еще хуже, главным образом представляя собой креативные словосочетания с участием животных.

Эстер Мун никогда не ругается. И никогда не кричит, так что я тут же понимаю – мы на неизведанной территории. Она ведет с собой Андромеду на поводке и плавно переходит от злости до детского сюсюканья в адрес собаки, чтобы уговорить ту сойти с крыльца. Непонятно, кому из них труднее двигаться: старой хаски или же женщине на высоченных шпильках и в дизайнерской юбке, которая сидит на ней как влитая.

Дедушка зовет ее, она поднимает голову:

– Зори! Ну слава богу. Иди собери вещи и попрощайся с отцом, с этим засиженным мухами собачьим дерьмом.

Как я уже говорила, в отличие от дедушки Сэма, она говорит по-английски просто прекрасно.

– Что происходит, бабушка Эстер?

– Вы с Джой какое-то время поживете у нас, – лучезарно заявляет она, почесывая Андромеде голову, когда собака пытается лизнуть ее юбку.

Бабушка Эстер у нас корейская собачница. Собак у нее три, две породы французский терьер и одна – бостонский. Они с неизменным восторгом шествуют за ней по дому, будто свита.

– Ах ты, моя лапочка, – воркует она с Андромедой, – ох и повеселишься ты с моими девочками.