Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

Странное дело, я никогда не чувствовала себя чужой в незнакомых местах. Мой дом. В это понятие я вкладывала не только привычное — четыре стены, своя семья. Для меня и степи Украины, и Казахстанская целина тоже были домом — Родиной. Я просто считала своим долгом поехать туда, где была необходима. Не могла поступать иначе. Вот почему я так и не сказала Алексу, что остаюсь.

…Целина в то время была у всех на устах. Как магнитом притягивала она к себе молодых людей, желающих попробовать силы на настоящем деле. Вся страна следила за подвигом целинников. Газеты, радио сообщали о целинных буднях. Города рапортовали, сколько человек, сколько тракторов, комбайнов и других материалов отправили они на целину. За три года начиная с 1954-го, с первых борозд на веками нетронутой земле, покрытой ковылем, было освоено тридцать шесть миллионов гектаров. Привыкшая к маленьким, окруженным лесами и кустарником полям, на которых только успевай поворачиваться, я не могла себе представить эти бескрайние пространства. Вспомнила, какую огромную радость испытала в степных просторах Украины, когда не нужно было думать о том, что возможна остановка из-за подвернувшегося камня или придется поворачивать назад, потому что пора переходить на другое поле. А там, на целине, наверное, чувствуешь себя, как в море, когда тебя не покидает ощущение, что ты вот-вот достигнешь горизонта, а он все так же от тебя далеко.

Нас с Пээтером командировали в совхоз «Псковский». Уже одно название говорило о том, что здесь поселились наши соседи, псковичи. «Московский», «Киевский», «Ленинградский», «Харьковский» — такие названия давали поселенцы своим совхозам, и они служили напоминанием о городах и местах, откуда поселенцы прибыли.

На центральную усадьбу совхоза мы добрались в самый разгар уборочной. Странное она произвела на меня впечатление. Непривычно было видеть среди необъятной степи дома из свежевыструганных досок. Дома стояли в ряд, похожие один на другой, как близнецы. Вокруг — ни деревца, ни кустика. Но жизнь здесь, как и везде, шла своим чередом. Перед домами сушилось белье. Дети играли здесь же.

Как быстро люди обживаются на новом месте! Переселились за тысячи километров, поменяли привычную зелень лесов, голубизну озер на бурые, желтые, выжженные солнцем степи. И пустили новые корни. «Труд привязывает к земле, к месту. И не только труд, — думала я, — но и сознание, что твой труд нужен людям». И для меня Эстония, Вильяндиская МТС, колхозные поля стали дóроги. Я не только вложила в них много труда, я знала, что мой труд, сначала на тракторе, потом на комбайне, был необходим, он освобождал моих земляков от тяжелых работ, вселял в них уверенность в завтрашний день, делал их счастливее и богаче.

Здесь, на целинных землях, люди испытывали, наверное, те же чувства. А кто их не испытал, не выдержал трудностей — удрал. Видела я беглецов на станции. Они ехали в противоположную сторону. С виду дерзкие, самоуверенные, а присмотрись к ним — в глазах пустота, неудовлетворенность гложет. Жаль мне всегда таких людей, жаль, что не научились они трудиться, что никак не дойдет до их сознания: без труда для общества, для общего блага не найти человеку радости, не разделить ее с другими.

На центральной усадьбе мы были всего несколько часов.

На четвертое отделение, куда нам велено было отправляться, шли машины, и нас захватили. Пешком здесь уже не дойдешь — расстояние от одной бригады до другой исчисляется десятками километров.

— Выгружайся, приехали, — сказал наконец веселый парень в лихо сбитой на затылок серой, помятой и видавшей виды кепочке. Всю дорогу он балагурил. То пел песни, то рассказывал анекдоты, всевозможные истории о первом годе освоения целины.

Машина подпрыгивала на неровной дороге, а вместе с ней и мы. На каждом таком прыжке парень невольно обрывал свою песню, а потом, когда машина снова шла плавным ходом, так и не докончив старую, начинал другую.

— Вот ты приехал сюда большой хлеб убирать, — приставал он к молчаливому и невозмутимому Пээтеру. — А ты знаешь, как мы боролись за этот хлеб? Мерзлую землю ломами долбили. Знаешь, какие здесь зимой заносы бывают? Как ветер принесет снегопад, такие сугробы навалит, что и на тракторе не проедешь.

Вылезли из кузова, и я с удивлением рассматривала место нашего будущего жительства. А парень-балагур все не унимался:

— Что, не нравится жить под навесом на соломе? Так сейчас лето, а ты бы пожила зимой в палатках, когда волосы к койке примерзали.