Валерий Гужва - Призрак Шекспира

Петриченко аплодировали и смеялись, Нина — самая первая, она подошла к Александру Ивановичу и поцеловала его, а потом, секунду поколебавшись, поцеловала и его жену, народную артистку Тамару Третьякову.

— Это чтобы я не ревновала, — прокомментировала Третьякова. — Сегодня, Ниночка, все можно, только не думай, что я позволю тебе целовать режиссера и завтра.

Гости исправно пили, ели, именинницу уговорили спеть, потом еще и еще. Николай Шлык подзуживал Олега Гардемана:

— Помоги имениннице, пусть отдохнет немного. Спой, бездельник!

И Олег решился. Голос у него был приличный, на ухо одно животное ему не наступало, поэтому его успех за столом был огромным.

Ближе к полуночи пение, хоровое и сольное, возникало уже не так часто, пожилые люди и коллеги Пальченко начали понемногу собираться, водитель где-то в сторонке прогревал мотор автобуса.

Гардеман тоже собирался уехать, но изрядно подвыпивший хозяин, которому Олег понравился и пением, и выносливостью по части щедрой рюмки, остановил его:

— Куда ты собрался?

Он перешел на «ты» настолько естественно, без тени хмельного бесцеремонного амикошонства — так, будто они были давным-давно знакомы, — что Олег пропустил короткое обращение мимо ушей.

— Зачем тебе тащиться в город? Что ты там забыл? Места полно, отдохнешь, утром можем на рыбалку, а? Оставайся, ей-Богу!

Знал бы полковник Пальченко, к чему приведет его подогретое водкой гостеприимство, пошел бы в домик, нашел табельное оружие и без предупредительного выстрела вверх всадил бы половину обоймы в гостя.

О таком повороте Олег подумал следующим утром, когда между ним и Ниной произошло то, что иногда бывает незначительным эпизодом в актерской жизни, иногда — ударом колокола судьбы, эхо которого хранится в ушах, а иногда и в сердце, неизвестно сколько времени, отпущенного людям на победы и поражения, здоровье и болезни, успехи и неудачи, горения и тления, праведные и грешные поступки.

Дачный дом, его хозяева и гости угомонились где-то около часа ночи теплой июльской безлунной ночи, пропахшей испарениями перегретой за день зелени, тихой до звона в ушах, напоенной ароматами цветов, чуть виднеющихся под окнами дачи.

Нина пыталась уснуть, но тщетно: весь прошлый день вспоминался ей, вспоминались тонкости фраз, остроты, вся атмосфера за столом, непринужденная и бесконфликтная. Сергей раскинулся на спине и раз за разом принимался храпеть, Нина тормошила его, но попытки возобновлялись, и она тихонько выскользнула из кровати. В темноте комнаты она увидела у окна силуэт букета роз, подаренных Гардеманом, вспомнила его взгляд, направленный на нее, когда Олег пел за столом «Месяц на небе…».

Спать Нине не хотелось, слоняться по комнате или сидеть в душной темноте, отыскав кресло в углу — тоже, и она, как была, голая, нащупала на спинке стула небрежно брошенный ночью халатик и вышла из дома под темное небо, усыпанное обильными россыпями звезд.

Ей захотелось искупаться, и Нина вышла за воротца усадьбы. Река — точнее, малый поток — метров пять в ширину, не слишком глубокий, скрытый за рядами ивняка, был ответвлением основного русла Псла; казалось, какие-то великаны в свое время, возможно, еще до рождения Христа, взяли и направили воды реки в ложбинку рядом, чтобы были они как можно ближе к их тогдашним жилищам. И действительно, если бы взглянуть на это место сверху, нельзя было бы не заметить огромный камень, неизвестно откуда появившийся здесь, в ровной степи. От этого камня, миниатюрной скалы, воды Псла разделялись на основное русло и узкий ручеек, огибающий длинный, похожий на веретено остров, чтобы километра через четыре вновь соединиться с материнскими водами.

Поток можно было перейти вброд, затем через остров выйти к быстрому в этих местах течению Псла, а можно, если лень, и здесь купаться вволю: дно ручья то шло вглубь метра на три — так, что смело можно было нырять с берега, — то поднималось перекатом, где воды было по колено.

Нина пошла в кусты, закутавшись в халат, абсолютно уверена, что она одна единственная на этом клочке земли под куполом черного неба, усыпанного звездами, будто над ней был увеличен в миллиарды раз купол планетария, который она видела в детстве, когда тетя впервые повезла ее в Киев.

Что-то остановило ее перед зарослями кустов. Показалось на мгновение, что за ними кто-то или что-то есть, ощущение уюта и безопасности исчезло, Нина готова была уйти назад, так и не коснувшись воды, но постояла немного, послушала тишину и развела руками ветви ивняка.