Валерий Гужва - Призрак Шекспира

Шекспир посмотрел на визави с недоверием. Было такое впечатление, что драматург усомнился в здравом уме гостя.

— Как это — над миром?

Ленин теперь смеялся громко, раскатисто, как это делали актеры в старых кинофильмах, когда режиссеры просили их показать не только стальную роль вождя революции, но и его милые человеческие черты.

— Вам ли, господин Шекспир, знатоку скрытых пружин, управляющих человеческими страстями и деяниями, не знать величия и низости наших стремлений?

Ильич поднялся с дивана, и Александр Иванович увидел его профиль, мало похожий на плакатный, которыми недавно полнилась покойная ныне эра всемогущих идей марксизма-ленинизма.

— Не знаю, о чем вы, сударь. Я скромный актер и драматург королевского театра, переписываю старинные пьесы наново, что-то свое тоже пишу и не претендую на то ваше «над миром».

Ленин помахал пальцем в воздухе в знак отрицания.

— Ваше имя, господин Шекспир, означает для человечества гораздо больше, чем мое. Просто вы этого не знаете, нас разделяют века… Впрочем, я тоже не знаю, что там и как после меня… Правда, мне уже после… ну, потом, передали, что я до сих пор живее всех живых. Ох, эти поэты!

Ильич улыбнулся, но та улыбка быстро угасла.

Шекспир, казалось, до сих пор не мог понять, кого это вынесло на авансцену «Глобуса». Лучше бы он со всеми коллегами пошел в пивную. Или сел бы дома за последний акт пьесы.

Александр Иванович настолько погрузился в реальность макабрического сна, что его нисколько не удивило, каким образом сокровенное желание Шекспира стало ему известно.

Тем временем Шекспир поднялся с ящика, на котором до сих пор сидел верхом, стащил с головы парик. По всему было видно: странный разговор с неизвестным стал ему то ли утомительным, то ли неинтересным.

— Не уходите, господин Шекспир, — Ленин тронул плечо собеседника. — Мы с вами встретились во сне какого-то провинциального режиссера, он может проснуться в любой момент, поэтому не будем терять времени. Садитесь.

Ленин указал на плетеную кушетку. Шекспир пожал плечами и присел. Диван скрипнул.

Александр Иванович возмутился, услышав, что его назвали провинциальным, хотел сказать им обоим, что он заслуженный артист, что уже поданы документы на народного, но не успел, потому что заговорил Ленин.

— Хочу вам сказать, господин Шекспир: вы приобретете всемирную славу, ваши пьесы будут ставить века и века, однако некоторые усомнятся в вашем существовании и авторстве.

— Странные вещи вы говорите, господин… Извините, забыл ваше имя.

— Ленин. Ленин. Можно просто — Ильич. Представляете, завистники будут приписывать авторство ваших пьес графам и лордам, сэру Фрэнсису Бэкону, даже вашему пьянчужке и проказнику Кристоферу Марло.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно. Но все станет на свои места, и никто не будет сомневаться, что Шекспир — действительно Шекспир. Со мной тоже такое было: мол, ученик Плеханова, повторяет зады Маркса, революцию сделал, чтобы отомстить за брата…

— В самом деле? Вы это сделали? Это сюжет и большой. Только… Революция — что это такое?

— Смена власти. Кардинальная. К примеру: был у вас король, а пришло народовластие. Народ правит страной.

Шекспир криво улыбнулся:

— Представляю этот бедлам.

— Зато — свобода, равенство, демократия. Кухарка участвует в управлении государством. Как вам такое?

— Не дай Бог, — вздохнул Шекспир. — Если уборщик «Глобуса» начнет меня поучать…

— Э-э, батенька, не будьте реакционером!

Шекспир заерзал на сиденье.

— Кем? Что означает это слово?

Ленин положил руку на плечо драматурга.

— Извините, господин Шекспир, я не то имел в виду. Знаете, привык со своими политическими оппонентами не церемониться. Реакционеры — это те, кто не осознает силы новой идеологии. Пролетарская идеология — это как посох слепых, она делает их зрячими и ведет к победе. Вот ваш Лир — он слепой, и Глостер, кажется, был ослеплен…

— Такова их судьба, — вздохнул Шекспир.

— Судьба — это идеализм. Идеология творит судьбы народов.

Вдруг что-то изменилось в мизансцене, разыгрываемой во сне воображением Александра Ивановича. Ленин начал оглядываться по сторонам, заметно нервничая. И продолжительный сон, его выразительные, выпуклые картины начали покрываться рябью. Так бывает, когда к ровному, спокойному плесу реки или озера подходят волны от моторной лодки. Тогда огромность неба, отраженная на глади воды, начинает искривляться, ломаться, и так продолжается до тех пор, пока не утихнет, не уляжется прибойная волна. Дождаться, чтобы сну вернулась ясность и четкость, Александру Ивановичу не удалось.