Раду Чобану - Сумерки

— Посидим?.. Мне нужно с тобой поговорить…

Они сели на каменный парапет, окружавший генеральский двор.

— Надеюсь, — начала она, — ты никогда не лелеял надежду на брак со мной?..

— Нет, — честно признался он и, помолчав, спросил. — А ты? Будем до конца откровенны.

— Я тоже. Отлично. Значит, я в тебе не ошиблась, парень! Закурим.

Закурили.

— Ты влюблен в Марилену? — поинтересовалась она. — Только не юли, мы же договорились: говорим все начистоту. Так?

— Да.

— Это мне и хотелось услышать. Знаешь, а я исчезаю.

— Ты что?

— Улетаю. Хочу научиться водить самолет. У мамы есть племянник… мой кузен Мике, я тебе рассказывала о нем. Сейчас он в Бухаресте, в английском посольстве. Полечу с Мике в Англию. Поступлю на курсы пилотов и выйду за него замуж. И вообще надо быстрей сматываться отсюда, пока Гитлер не наложил свою лапу.

— Ты пессимистка.

— Нет, реалистка. Я рада за тебя. Марилена отличная девушка, будь уверен.

Молча покурили.

— Послушай, — сказала она. — Через недельку я улетучусь. Хорошо бы нам больше не встречаться.

— С чего вдруг?

— Да так. Мы с тобой всегда были притчей во языцех в этом вонючем городишке. Почему бы не сыграть последнюю шутку. То-то все рты разинут!

Ливиу грустно усмехнулся.

— Ладно, по рукам. Только обещай написать мне, когда станешь английской леди.

— Обещаю.

Он помог ей влезть в окно и бросил вслед туфли…

Спустя два месяца после ошеломительного исчезновения Лины весь город обсуждал предстоящую женитьбу Ливиу Молдовану на Марилене Богдан.

Для венчания выбрали маленькую скромную церквушку за городом, выбрали не за скромность, а потому что не в пример городским церквям, большим и холодным, со было легче натопить. Погода стояла промозглая, приближалась зима, и Марилена в воздушном подвенечном платье могла простыть, да и не только она: мог простудиться и епископ Никодим, который из дружеских чувств к Северу, — когда-то они вместе учились в Сибиу и тогда его звали не Никодим, а Никулае, — поддавшись уговорам, согласился венчать молодых. Никодим был старше Севера, но держался молодцом. Худо было то, что он не знал обряда, сам он никогда никого не венчал и уповал только на приехавшего из своего дальнего монастыря Ламби да на приходского священника Ману, тщедушного, юркого старичка, усмехавшегося в усы на протяжении всей службы, точно все это для него забава. Ламби тоже не помнил обряда, да и участвовал он в венчании, когда был молодым дьяконом. Один только отец Ману, быстро сообразив в чем дело, уверенно и деликатно взялся руководить святыми отцами, превратившись не то в режиссера этого спектакля, не то в суфлера. Северу, когда он понял, что происходит, стало дурно. Он извлек из кармана редингота белый, надушенный Олимпией платочек и вытер высокий лоб. Север горько жалел, что привлек к венчанию отца Никодима. Но мог ли он предположить, что владыка не знает венчального обряда? Да что говорить о Никодиме, если даже эта бестолочь, его родной братец Ламби, умолчал о своем неведенье и теперь громовым голосом, от которого гаснут свечи, до умопомраченья тянет ектеньи, пока поп Ману не подскажет ему, что делать дальше. Но дурнота прошла, как только он пригляделся к лицам окружающих. Все завороженно смотрели на богатые облачения святых отцов. А Адриан Мога, державший под руку невесту, обернулся и весело подмигнул Северу, совсем как в былые времена, когда они были школярами. К Северу вернулось хорошее расположение духа. Если уж Ади, а он теперь как-никак министр, считает, что все идет как надо, значит, так оно и есть. Окончательно Север в этом уверился через несколько дней, на протяжении которых весь город говорил о самой пышной за последнее время свадьбе. Старик полностью успокоился, хотя строгая чинная служба была бы ему больше по душе. Но такие уж настали времена, даже от самого епископа не знаешь, чего ждать.

Длинная череда автомобилей, украшенных гирляндами белых роз, привлекла внимание прохожих: они заполонили улицу и церковный двор. Мелкие ремесленники, служащие, рабочие ближайших фабрик, в одиночку и с женами, собирались кучками и обсуждали происходящее. Некоторые в свое время были клиентами Севера и толковали о новобрачных со знанием дела: знали они все — и что есть у жениха, и что дает за дочерью Иоан Богдан.

С вечера лил дождь, но за ночь ветер развеял тучи, и сейчас сияло яркое желтое солнце, и освещенные дома и деревья отбрасывали черные тени. Было светло и холодно. Иногда ветер приносил с гор едва уловимый запах снега и морщил лужи, оставшиеся от вчерашнего дождя. Женщины жались друг к другу, кутаясь в черные и коричневые шерстяные шали, пряча ладони в рукава. Мужчины притоптывали грубыми башмаками, стараясь отогреть озябшие ноги.