Генри Крейн - Санта–Барбара I. Книга 2

Во всяком случае, это было что‑то такое, с чем Кэтрин в своей недолгой жизни еще ни разу не приходилось сталкиваться.

Она ответила бы ему сразу, но ей нужна была красивая почтовая бумага. На открытках, которые она отправляла родителям во время их частых и не очень частых отлучек — и мать, и отец Кэтрин были репортерами в какой‑то бульварной газете, и поэтому им приходилось много ездить, — нельзя было ни поблагодарить, ни написать что‑нибудь стоящее, и поэтому она спустилась вниз и побежала в ближайший маркет, чтобы купить превосходную бумагу.

Конечно, теперь, когда перед ней лежал прекрасный лист бумаги, это все равно не помогло. Она не знала, как и с чего начать.

Кэтрин бы сказала молодому человеку, что сумочка — лучше всего на свете; она сказала бы, что тотчас — или завтра, или послезавтра — хочет его видеть; она бы сказала ему, что было бы хорошо, если бы он теперь был здесь, но это может не понравиться родителям, — хотя с другой стороны почему бы и нет? — если они вернутся из своей поездки раньше, чем обещали и увидят в квартире нежданного гостя; она хотела бы, хотя ему и нельзя быть гостем, обязательно сказать, что он не был бы обыкновенным гостем, и она должна все‑таки встретиться с ним где‑нибудь…

Но как все это изложить на бумаге, чтобы было красиво и по порядку?..

Как сделать, чтобы он на самом деле почувствовал, что она думает и что намеревается сказать? От сердца к перу всегда такой ужасно долгий путь, особенно, если тебе семнадцать, если ты родилась в Южном Бронксе и пугаешься любой писанины… И что она ни пробует, все не годится…

Полдня прошло в глухом отчаянии. Начатое письмо лежало поверх сумочки на столе и выглядело все более угрожающе. Кэт больше не хотела на него смотреть. Но спустя несколько часов к девушке пришла спасительная мысль, и она повиновалась ей, еще не осознав ее четко. Кэтрин вдруг принялась переодеваться. А переодевшись, обнаружила, что проще всего отнести ему ответ самой и что это необходимо сделать теперь, не мешкая ни минуты.

В новом платье, в самом лучшем, которое у нее было, она отправилась на улицу. Почти вся дорога вела ее через торговый квартал, здесь никогда, кроме разве что воскресений и праздников не было так пустынно, а сегодня он казался еще теснее и радостно оживленней, чем обычно. А может быть, все эти люди тоже получили в подарок сумочки, видимые или невидимые сумочки и теперь торопились, чтобы поблагодарить дарителей?

Кэтрин, пробираясь вперед, размахивала своей новенькой сумочкой, не только, чтобы показать, что она ко всем этим остальным людям тоже принадлежит, но и для того — и это важнее! — чтобы все могли увидеть, что ее сумочка — самая лучшая. Иногда она останавливалась перед витринами магазинов, особенно, если там были большие зеркала, в которых она могла рассмотреть и себя, и свою сумочку, а если Кэтрин подходила к витрине, где были выставлены сумочки — они лежали группами или же на отдельных стеклянных подставках, — то невольно сравнивала их со своей сумочкой, которая, конечно же была лучше их всех, вместе взятых.

Это отнимало время, и горькая сладость ожидания обострялась до предела.

И теперь, когда она почти подошла к дому, где жил даритель, ей хотелось еще раз повторить свою игру; ведь это было так прекрасно! Но зыбкая граница между сладостью ожидания и горечью ожидания уже была достигнута; если бы Кэтрин вернулась назад, чтобы начать все сначала, горечь стала бы невыносимой.

И девушка не решилась на это.

Дом по известному адресу вскоре был найден. Кэтрин была немного разочарована: на медной табличке, прибитой к двери, стояло не его, а совсем другое имя, и она еще больше смутилась, когда дверь открыл не он, а какая‑то старая седая женщина в накрахмаленном чепчике горничной, которая, неласково посмотрев, резко спросила, что ей тут надо, а на робкий вопрос о нужном Кэтрин молодом человеке сразу же захотелось закрыть дверь.

— Он будет только поздно вечером.

Кэтрин по–детски вздохнула — слезы навернулись на ее глаза.

— Вечером?

Старуха кивнула.

— Да, именно так… — сделав выжидательную паузу, она поинтересовалась более мягким тоном: — А в чем‑то дело?

— Я должна принести ему ответ.

Старуха несказанно удивилась.

— Ответ?

Девушка покачала головой.

— Да…

— От кого же?

— От меня…

Старуха в дверях улыбнулась беззубым ртом.

— Кто же кого посылает? Или ты сама осталась дома?

Кэтрин непонимающе уставилась на старуху и вновь была готова расплакаться.