Вигдис Йорт - Наследство [litres]

Возможно, после этого отец уже никогда не был счастлив. Возможно, до этого он тоже не бывал счастливым. Мне так хотелось бы знать, что произошло с ним в детстве – возможно, он надеялся, что я спрошу, но я не спросила, а теперь уже поздно.

В детстве я часто думала о сексе. Одна девочка из параллельного класса занималась сексом с мальчиком, я все поглядывала на девочку и предствляла себе это. Пятнадцатилетние, у кого уже появились парни, занимались с ними сексом, а я поглядывала на них и представляла себе это, как член входит в вагину, туда-сюда, пока пенис не освободится от семени. Я бы так не смогла, я бы не выдержала. Однажды на вечеринке я познакомилась с парнем, мы с ним целовались и обжимались на подобных же вечеринках, и Карен спросила, встречаемся ли мы. Наверное, да. А когда тебе пятнадцать и ты встречаешься с парнем, положено заниматься с ним сексом. Как-то в субботу родители этого парня уехали, он устраивал дома праздник, и я написала в дневнике: «Господи, пожалуйста, дай мне дожить до субботы». В субботу утром я написала: «Это случится сегодня вечером, то, чего я никогда не забуду, потому что первый раз не забывается. Странно думать об этом вот так, заранее, странно видеть эти слова и вдыхать запах ожидания. Оно пахнет неисписанной бумагой».

В субботу мы с Карен пошли на вечеринку, пили пиво, танцевали, и парень взял меня за руку и повел наверх, на второй этаж, в спальню. Мы разделись, как и полагается перед сексом, и парень лег на меня, но войти в меня не смог, эрекция не наступила, у нас ничего не вышло. Я вернулась домой ни с чем, я оказалась права, у меня ничего не получилось. Но дневник мне разочаровывать не хотелось, и я записала в нем выдуманную историю на двадцать пять страниц, почерпнув вдохновение в мужских порножурналах «Романтик» и «Криминал», прочитанных в лесу, и сдобрив все собственными фантазиями. Поздно вечером, спустя несколько дней, мать вошла ко мне в комнату и сказала, что отец исчез. Ушел в ночь. Мать прочла мой дневник, показала его отцу, и тот ушел, в отчаянии от прочитанного, разочарование выгнало его из дома прямо посреди ночи. Я готова была умереть от стыда и вины перед отцом. Потом он вернулся, в стельку пьяный, мать помогла ему разуться и подняться по лестнице, я выглядывала из-за двери и смотрела на моего пьяного, раздавленного отчаяньем отца. Мать вела его по ступенькам, а я, босиком, в одной ночной рубашке, стояла за дверью, окаменевшая от стыда за то, во что придуманная мной история превратила отца. Мать довела его до родительской спальни, но дверь осталась открытой, и я видела, как отец повалился на пол. «Как тяжело быть человеком», – заплакал он.

Мать прикрыла дверь, и больше я ничего не видела, но увиденного уже было достаточно. Отцовское отчаяние, это я виновата. Человеком быть нелегко.

На следующее утро он вошел ко мне в комнату совершено другим. Он был строгим и серьезным, от него пахло лосьоном после бритья. Отец собрался на работу. Он остановился у моей кровати и спросил, была ли у меня кровь во время секса – того самого, который описала в дневнике.

Крови у меня не было, потому что и секса тоже не было, но об этом я сказать не могла, я вообще не могла говорить, я же умерла, мне хотелось умереть, после случившегося жизни я не видела. Отец вышел из комнаты, и я осталась одна.

За день до моего отъезда в Сан-Себастьян я получила по почте конверт со всеми документами, касающимися наследства. Там лежала найденная в сейфе опись, последнее завещание, расчет взносов за дачи и письмо от адвоката, где было написано, что в случае судебной тяжбы Борду не выиграть. Еще там было письмо, адресованное нам с Бордом и подписанное матерью, Астрид и Осой. К счастью, очень официальное. Борду они отдельно написали, что если он не согласен с мнением адвоката, то ему следует связаться с адвокатом напрямую в течение двух недель. Меня они извещали о найденной в сейфе описи и сообщали, что в кабинете отца хранились папки с материалами о каждом из четверых детей – газетными вырезками, письмами и прочим. Все остальные свои папки забрали, а моя очень большая и по почте ее не пришлешь, но Астрид могла бы мне ее привезти.

Напоследок они писали, что все они поддерживают Астрид и ее решение, о котором она сообщила в отдельной записке. Если мы не согласны, просьба сообщить в срок до двух недель. «Надеемся, что тем самым мы оставим разногласия в прошлом и устремим наши взгляды в будущее».

В приложенной записке Астрид писала, что взнос за старую дачу будет соответствовать наиболее высокой сумме, установленной оценщиком. Помимо этого, она, получившая по сравнению с Бордом более крупный наследственный аванс, покроет эту разницу из своего наследства.