Хан Ган - Человеческие поступки [litres]

В этот миг я открыла глаза. Это был сон. Разжимая пальцы, плотно сжатые в кулак, я повторяла в темноте: «Это был сон. Это был сон».

Кто-то подарил мне маленький радиоприемник. Сказал, что у него есть функция перевода времени назад и достаточно просто установить на цифровом табло год, месяц и день. Приняв подарок, я установила дату – 1980.05.18. Если писать о событиях этого дня, нужно побывать в том времени. Ведь это самый лучший способ. Однако в следующий миг я переношусь в самый центр Сеула, на площадь у ворот Кванхвамун, главных ворот королевского дворца. Я стою одна, вокруг ни одной живой души. Все правильно, ведь я установила только время . Здесь Сеул, не Кванчжу. Если май, то должна быть весна, но на улице холодно и пустынно, как в ноябрьский день. И страшная тишина.

В один из таких дней я впервые за долгое время вышла из дома, чтобы побывать на свадебной церемонии. Как и в недавнем сне, в тот январский день 2013 года улицы Сеула предстали предо мной безлюдными и холодными. В доме бракосочетания висели роскошные люстры. Люди выглядели красивыми, спокойными и чужими. Я с трудом воспринимала сегодняшнюю безмятежность. Ведь погибло так много людей! Один из бывших сокурсников, пишущий критические статьи, улыбкой выразив недовольство, спросил меня, почему я не послала ему новый сборник рассказов. Я не могла поверить, что можно думать о таком незначительном деле. Ведь погибло так много людей! Церемония закончилась, и я, не сумев толком объяснить причину своего отказа людям, приглашающим на обед, покинула то место.

День такой ясный, что, кажется, вчерашний снегопад я видела во сне. Через окна зала спортивной школы льется послеполуденный поток косых солнечных лучей.

Холод от скамьи заставляет меня подняться. Спускаюсь по лестнице со второго этажа, открываю дверь и выхожу из зала. Смотрю на угол белой стены, который виднеется сквозь высокое ограждение, закрывающее обзор. Я жду. Никто не должен прийти сюда, но я жду. Никто не знает, что я здесь стою, но я жду.

Вспоминается моя девятнадцатая зима, когда я впервые одна поехала на кладбище в район Манвольдон. Я ходила среди могильных холмов и искала его могилу. До этого я еще не знала его фамилии. Из подслушанных разговоров взрослых помнила только его имя. Оно было похоже на имя моего младшего дяди, поэтому запомнилось быстро. Пятнадцатилетний Тонхо.

Помню, что поздно вышла из кладбища и, упустив последний автобус, возвращающийся в центр города, пошла, подгоняемая ветром, по дороге, которая с каждой минутой становилась все темнее. Пройдя довольно большое расстояние, вдруг обнаружила, что все это время держала правую руку на левой груди. Как будто откололся край моего сердца. Как будто только так я смогу спокойно донести людям что-то, находящееся внутри меня.

Среди военных были такие, кто отличался особой жестокостью.

Когда я начала изучать материалы, самым сложным для понимания оказались убийства, совершенные много раз, причем, бесцельно, просто, чтобы уничтожить человека. Насилие, которому солдаты подвергали людей средь бела дня без чувства вины, без колебания. Командиры воинских частей, которые поощряли жестокость, приказывали никого не щадить. Говорят, когда в 1979 году в Пусане и Масане были подавлены протестные выступления граждан, Чха Чжичхоль, глава службы безопасности Пак Чонхи, сказал своему президенту:

– В Камбодже убили больше двух миллионов. У нас нет причин не сделать то же самое.

Как раз в мае 1980 года в Кванчжу усилились протесты, и правительственные войска из огнеметов расстреливали на улицах безоружных людей. Военное руководство снабдило солдат свинцовыми пулями, запрещенными международным правом из соображений гуманности. Получивший особые полномочия Чон Духван, которого за это вполне можно было бы назвать приемным сыном Пак Чонхи, рассматривал план применения боевого самолета и обстрела города с воздуха в том почти невероятном случае, если войска не захватят здание Управления провинции. Я видела информацию о посещении Кванчжу Чон Духваном незадолго до расстрела демонстрантов двадцать первого мая, когда он прилетел на военном вертолете и топтал землю этого города. Невозмутимое лицо молодого генерала. Широко шагая, он отходит от вертолета и крепко пожимает руки встречающим его офицерам.

Я прочитала интервью человека, выжившего после пыток, и в нем есть такие слова: «Этот опыт напоминает радиоактивное излучение». Радиоактивные вещества, впитавшиеся в кости и плоть человека, несколько десятков лет не выводятся из тела и видоизменяют его хромосомы. Клетки превращаются в раковые опухоли, угрожающие жизни. Даже если облученный человек умирает, даже если его тело сожгут, и останутся только кости, радиоактивное вещество не исчезает.