Хан Ган - Человеческие поступки [litres]

Когда тебе было пять-шесть лет, ты даже часик не мог спокойно усидеть на месте, и пока твои братья учились в школе, изнывал от скуки, не зная, чем заняться. Мы с тобой вдвоем каждый день ходили в магазин, где работал твой отец, и шли к нему по этой тропинке вдоль речки. Тебе очень не нравилось, что тень от деревьев закрывает солнце. Хоть маленький, но упрямый был – откуда только силы брались, не знаю, однако крепко хватал меня за руку и тянул в светлое место. Твои реденькие тонкие волосы покрывались потом от самых корней и блестели на солнце. И дышал ты тяжело, как бывало при болезни, но все равно продолжал свое:

– Мама, пойдем туда, ведь на солнце всяко лучше.

Я притворялась, что не могу справиться с тобой, и позволяла тебе тащить меня за собой к свету.

– Мама-а-а, там светло и много цветов. Почему ты идешь туда, где темно-о, пойдем туда, где цветут цветы.

Мне было девять лет, когда я услышала о народном восстании в Кванчжу.

Но случилось это не так, что меня кто-то позвал, усадил рядом и рассказал все от начала до конца. В том году мы переехали из Кванчжу на окраину Сеула, в район Суюри. Когда я, забившись в какой-нибудь угол, читала без разбору все книги, что попадались под руку, или по вечерам играла с братьями в омок – игру, похожую на шашки, или выполняла нелюбимую, но входившую в мои девичьи обязанности, работу по кухне, – чистила чеснок или обезглавливала мелких сушеных анчоусов – все это время я, навострив уши, слушала разговоры взрослых.

Однажды в начале осени, в один из воскресных дней, когда мы все собрались за столом, моя младшая тетя спросила у отца:

– Это тот мальчик, которого вы учили?

– Я не был у него классным руководителем, но сочинения, что я задавал на дом, этот ученик писал хорошо, потому и запомнил его. Когда мы продавали дом в районе Чунхындон и в агентстве недвижимости подписывали договор о купле-продаже, я представился новому хозяину дома учителем Т школы, и он, очень обрадовавшись, сказал, что их младший сын учится в этой школе. Я спросил его имя и номер класса. На перекличке оказалось, что знаю этого ученика.

О чем еще тетя спрашивала отца, я точно не помню. Помню только выражение на их лицах, с каким трудом они подыскивали слова, чтобы передать самые ужасные подробности, и неловкое молчание, нависавшее над столом. Слушая этот разговор, который затрагивал и другие темы, но все равно в какой-то момент снова возвращался к первоначальной истории, касающейся того мальчика, я находилась в каком-то странном напряжении и сидела, ловя каждое слово. Я и раньше знала, что мальчик, которого учил отец, жил в нашем бывшем доме в районе Чунхындон. Но почему голоса взрослых становятся все тише и тише? Почему они приходят в какое-то странное замешательство перед тем, как произнести имя этого мальчика?

Во дворе нашего дома, построенного в традиционном стиле, росла невысокая камелия. С наступлением жарких дней разрастались розы, и темно-красные бутоны, отливающие почти черным блеском, тянулись вверх за ограду. Ко времени увядания роз огромные белые цветы уже покрывали кусты мальвы, вымахавшие в человеческий рост вдоль наружной стены домика у ворот. Если пройти через металлические ворота, окрашенные в светло-зеленый цвет, то можно было увидеть длинное ограждение вокруг завода по производству электрических батареек под названием «Изменение к лучшему». Помню, как двигались руки отца и его младшего брата в день переезда из этого дома на окраину города, когда они умело обматывали покрывалом углы деревянного шкафа из павлонии, а затем обвязали его веревкой.

Самгактон, куда мы переехали, оказался довольно глухим районом. Прожив там около двух лет в доме, позади которого росло высокое абрикосовое дерево, наша семья перебралась в Сеул. После ранней смерти дедушки отец как старший сын стал главой семьи, и на зарплату учителя средней школы вырастил и дал возможность окончить университет оставшимся на его попечении двум младшим братьям и сестре, однако все эти годы он не расставался с мыслью заняться литературным трудом.

В январе 1980 года в Сеуле стояла невероятно холодная погода. Прежде чем поселиться в районе Суюри, мы три месяца снимали жилье в многоквартирном доме, где стены, кажется, были сделаны из фанеры, поэтому температура в комнатах почти не отличалась от температуры на улице. Даже белый пар шел изо рта. Я ложилась спать в пальто, заворачивалась в ватное одеяло, но зубы все равно стучали от холода.