Дэвид Арнольд - Очень странные увлечения Ноя Гипнотика [litres]

– А ты кто? – спрашивает библиотекарша.

– Что?

Она жестом показывает на мою одежду:

– Кем нарядился?

– Фанатом Боуи, – отвечаю я.

Она округляет глаза, медленно хлопает в ладоши и вручает мне гору конфет.

Интересно, каково нашим родителям знать, что их дети могут пойти на маскарад в любую секунду, даже переодеваться не придется.

– Мам, – говорю я, разворачивая ириску и закидывая ее в рот, – я пойду огляжусь.

– Ладно. – Мама смотрит на часы, прядь волос упала ей на лицо и как бы дополнительно подчеркивает шрам. – Обратно отправляемся в восемь вечера.

Я люблю заведомо бесцельно бродить среди рядов книжных полок (умение, приобретенное многолетним опытом походов в библиотеку) и воображать всех тех, кто бывал здесь до меня, неспешно прогуливаясь руки в брюки и впитывая все сразу или лихорадочно осматривая корешки томов в поисках той единственной книги, которая спасет им жизнь. Здесь я позволяю разуму как следует погрузиться в сумрачные глубины до полного растворения среди книг – невероятное удовольствие и полная перезагрузка.

Нигде так не затеряешься, как в библиотеке.

Художественная литература, разделитель «Г – И», ищем, ищем, вот: Генри, Мила. Она опубликовала только четыре романа (все они у меня есть), а потом затерялась в глуши Монтаны. Но все равно в библиотеке у меня каждый раз возникает неотвязный импульс: я ищу ее. Это как в аэропорту узнать, что твой друг тоже здесь. Вы знакомы тысячу лет, часто встречаетесь, но ты спешишь его повидать, пока он не улетел.

Я смотрю на полку Милы Генри – с многочисленными изданиями всех четырех романов – и словно нахожу утешение в присутствии друга.

– Какой тебе больше всех нравится?

Я оборачиваюсь: Сара Лавлок. Стоит себе и глядит на книги Генри.

– О, привет, – говорю я и хрестоматийно давлюсь ириской.

– Все в порядке?

Я киваю, беру себя в руки и мысленно слышу голос Алана: «Не суетись, йо. Не тупи».

– Да, – отвечаю я. – Да, нормально. Здрасьте.

– Привет. – Она кивает мне супернебрежно, но не высокомерно-небрежно, как ее братец. На ней сногсшибательная фланелевая рубашка в красно-синюю клетку, которую по причине большого размера она носит как тунику.

– Добрый вечер, – здороваюсь я уже в который раз; непринужденность так и бьет ключом, и каждый раз по голове.

Сара беззвучно артикулирует губами: «Привет» – и улыбается. Если бы мне предложили угадать ее мысли в данный момент, я бы выбрал нечто вроде: «Паренек, кажется, не способен продвинуться дальше приветствия».

– А теперь, когда мы разобрались с приветствиями, – продолжает она, указывая на книжные полки у меня за спиной, – хочу сказать, что можно многое узнать о человеке по его любимым книжкам Милы Генри. Давай-ка проверим твои предпочтения, Ной-без-р.

Провал в самом начале хорош тем, что дальше уже падать некуда и можно только подниматься. Я начинаю загибать пальцы:

– Номер четыре – «Это не мемуары», три – «Бэби на бомбах», два – «Август Третий», а самый любимый – «Мой год».

– Тебе не нравятся «Это не мемуары»?

– Если быть точным, это наименее любимая книга моего любимого автора. Так что я обожаю «Это не мемуары».

– А кто тебе еще нравится?

– Чего?

– Другие писатели?

– А… понял. После Генри Воннегут, разумеется. Торо и Сэлинджер без вопросов. Дэвид Джеймс Дункан, Манро Лиф…

– О таком я не слыхала.

– Он написал ту детскую книгу, «История Фердинанда».

– Ах да, про быка, который не хочет биться на корриде. Сидит себе…

– …и нюхает цветочки, – добавляю я.

– Миленько. Но мультик паршивый, насколько я помню.

– Так ведь всегда и бывает.

– Точно.

– Еще Мураками, – говорю я. – Читала «1Q84»?

– Фу! По-моему, так себе. Но я обожаю «Цукуру Тадзаки».

– Этот у меня в планах.

– Не затягивай, чувак.

– Уговорила. А как насчет тебя? – спрашиваю я.

– Что насчет меня?

– Любимые авторы.

– Ладно, если не считать Генри, – начинает Сара, – Вирджиния Вулф, конечно. Обожаю Джесмин Уорд, Мег Вулицер, Дэвида Митчелла, Зэди Смит, а недавно прониклась Донной Тартт. «Тайная история» проливает новый свет на идею Генри про «выход из автопилота».

– Возьму на заметку, – говорю я. – Удивлен, что ты не назвала Воннегута. В смысле, учитывая твою любовь к Миле Генри.

Сара хлопает себя ладонью по лбу:

– Ну точно, я и забыла, нам же нужен мужчина, чтобы поместить ее творчество в контекст.