Дэвид Арнольд - Очень странные увлечения Ноя Гипнотика [litres]

– Промежуточную дату? – переспросила она. – То есть просто возьмем любой день из середины и…

– О! – воскликнул папа, и я сразу понял, что он у меня под колпаком. – День благодарения. Идеальный вариант.

Папа просто обожает День благодарения.

– О! – поддержал я, посылая матери невинную улыбку. – Отличная идея, пап.

Он с довольным видом потер руки, будто самолично добился консенсуса в серьезном споре, и отправился готовить ужин.

Мама отпила кофе и улыбнулась мне в ответ поверх кружки:

– Ловкий ход, коллега, поздравляю.

Август 1949 года. Мила Генри публикует свой первый роман, «Бэби на бомбах». В нем начинающий поэт Уильям фон Рудольф использует слово «ретироваться», но тут же обнаруживает, что оно давно вышло из употребления. Тогда он задумывается над жизнью слов, их рождением и смертью, и в конце концов приходит к выводу, что слова – это спрятавшиеся люди.

Уильям фон Рудольф сочиняет следующие стихи:

Весь остаток романа Уильям фон Рудольф пытался родить новые слова. За исключением «амамтопии» (существительное: общество, которое сидит на диете из блинов и виски) все его старания обратились прахом.

Хотя амамтопийцы тут поспорили бы.

Октябрь 1895 года. Другой Уильям (Уильям Джеймс, который существовал реально, а не в качестве книжного персонажа) прикладывает перо к бумаге и пишет слово «мульти-вселенная».

До него такого слова не существовало.

1935 год. Другой Рудольф – Эрвин Рудольф Йозеф Александр Шрёдингер (его родители явно испытывали трудности с принятием решений) – придумывает мысленный эксперимент, который станет известен как «кот Шрёдингера». Очень-очень упрощенно: кот находится в ящике с радиоактивным веществом, которое распадется или не распадется, в зависимости от этого ядовитый газ убьет кота или не убьет. По принципам квантовой механики, пока ящик закрыт и статус радиоактивного вещества не известен, оно существует в суперпозиции состояний: то есть и распалось и не распалось. Или, еще проще, кот одновременно и жив и мертв.

С одной стороны, суперпозиция выглядит совершенно бессмысленной. И даже невозможной.

С другой стороны…

Вчера я смотрел фотографии видов Новой Зеландии в Интернете и воображал себя на склонах гор, что не составляло труда: горы были прямо передо мной на экране. И я думал: «Может, однажды я туда доберусь».

Недавно кто-то где-то захотел посмотреть виды Новой Зеландии, отправился в библиотеку и взял книгу с полки. Он воображал себя в горах, что не составляло труда: горы были прямо перед ним на странице. И он подумал: «Может, однажды я туда доберусь».

За некоторое время до этого кто-то где-то услышал о Новой Зеландии, может, в школе или от друга семьи. «Очень экзотично», – подумал этот человек и занялся своими делами.

А незадолго до этого кто-то где-то вообще не думал о мире. Уж слишком он велик.

Я часто задумываюсь над хронологией мира и моим местом в ней. Когда я смотрю в прошлое и вижу все те вещи, которые человечество неправильно понимало или считало невозможными, все эти идеи, ранее отнесенные к научной фантастике, а теперь нашедшие место в науке, мне кажется страшным невежеством развернуться спиной к будущему, объявив его невозможным.

Насколько я понимаю, все больше экспериментов подтверждают возможность одновременного существования отдельной частицы в нескольких состояниях, пока факт наблюдения не заставит их схлопнуться в одно состояние. А раз вся материя состоит из частиц, то почему бы не распространить ту же теорию на кота? Или человека? Или Вселенную? И если судьба кота не определена, пока не состоялось наблюдение, возникает вопрос: а кто наблюдает за нами, когда мы обдумываем собственную судьбу?

Я таких вещей не понимаю. Но это ничего. Непонимание – не то же самое, что неправильное понимание. И не исключено, что когда-нибудь, уже довольно скоро, родится новый мир и научная фантастика превратится в науку, мы сможем увидеть будущее – а то и мультивселенную – и скажем: «Может, однажды я туда доберусь».