Константин пришел на площадь не для того, чтобы поддержать [Mr. P.]а, хотя образы его демократических оппонентов вызывают у подмосковного жителя еще большую неприязнь. Он говорит, что устал от безработицы и кризисных явлений. Константин, как и многие его соседи, лишен стабильного заработка и социальных гарантий: по его словам, ухудшение последних нескольких лет стало особенно сильным. Повторяя тезисы [Mr. P.]ской пропаганды о влиянии американцев и событиях на Украине, он тем не менее, очевидно, без симпатии относится и к давнему лидеру, который «обогатил всех своих дружков», и к нынешней коллегиальной и анонимной власти, которая, как не без оснований подозревает Константин, во многом состоит из тех самых «дружков». Участие Константина в событиях на площади не имеет ярко выраженного вектора, скорее, оно продиктовано чувством, что «так больше жить нельзя». Именно в этом ощущении сходятся здесь европеец Дмитрий и ретроград Константин, как и сотни других неравнодушных жителей, пришедших на площадь Свободной России.
Да-да, эта непримечательная автомобильная развязка носит такое громкое имя, но узнать его можно лишь из систем геолокации в смартфоне. Москвичи не помнят этого названия, как не помнят и того, как оно появилось на карте города. Тогда, в начале девяностых, власти хотели создать здесь Гайд-парк, однако совсем скоро об этом помнили только кучки политических ветеранов, объявленных маргиналами. Различные движения неоднократно выбирали площадь Свободной России как место разнообразных «поминок по демократии», связанных, например, с годовщинами громких событий 1991 и 1993 годов. В последнее время эти немногочисленные митинги запомнились только тем, что активисты спорили, как нести российский триколор: вертикально на древке, как это общепринято, или в виде горизонтального полотнища, как делалось во время знаковых шествий начала девяностых годов. Со стороны этот спор напоминает дискуссию между остроконечниками и тупоконечниками, увековеченную Джонатаном Свифтом. Это является глубоко символичным: именно за бессмысленными и локальными спорами демократы потеряли не только площадь Свободной России, но и саму Свободную Россию. Удастся ли вернуть ее в ходе нынешних нестабильных событий – покажет время.
Джеральд Бадиссон, Москва
Согласно решению от 21.IV.1989 Г., в документах, идущих на рассекречивание, должны быть закрашены фамилии
Алекс так никогда и не узнал, что именно в палатке «имеет особенно летний вид». Ну да, остальные – стерто-брезентовые какие-то, а эта скроена будто бы из ярких кусков парусины. Ярких когда-то. Владельца, как видно, пошвыряло по миру или просто по тусовкам турья: на светлых участках, голубых и зеленых, сохранились даже следы каких-то надписей перманентным маркером – кажется, топонимов. Лето, лес, гитара и выпивка. Как видно, у всех дурачков ассоциации одинаковые. Даже у лондонских корреспондентов.
– Это напоминает историю с доктором Хайдером. Ты даже не слышал, кто это.
– Господи, папа! Ты меня напугал.
– Какой-то профессор американский. Разбил вот так вот палатку возле их Белого дома и голодал в ней. Уже не помню, в чем там было дело. То ли против ракет. Но, в общем, наши все за него уцепились, и «Правда», и все, и день и ночь: доктор Хайдер, доктор Хайдер. Это просто смешно, потому что уже и перестройка началась, а это было такими бреднями из прошлого.
– Господи, как ты одет?!
– А мы, когда поехали в Вашингтон, делегация была такая, от Ленсовета, громкая была история, мы даже не на сам Белый дом смотрели, а на эту палатку, до того нам проклепали мозги. Или это была уже не та палатка, а доктора уже не было. Я уже не помню. Но там до сих пор, наверное, сумасшедшие сидят вокруг в палатках.
– Папа, что происходит, что ты делаешь?!
– Смотрю и слушаю. Оцениваю. В жизни самое главное – вовремя смотреть и слушать. Или вовремя прислушаться. Иногда самую мудрую мысль, которую во-он на том десятом этаже понять не могут, запросто произносит бомж у горящей помойки. Кстати, это же похоже на горящую помойку, да. Я тут у одного костра погреюсь, у другого.
– Какого костра?!
– А ты просто еще ночью здесь не был. Вот когда настоящие костры. Братание. Здесь нальют, там нальют. Не узнают и убьют.
– То есть пока я, как дурак, жду тебя на этой чертовой квартире…
– Это же молодость, Алешенька. Многое вспоминается. Иногда хочется так, по-стариковски, побродить. Побыть с людьми.
– Что это? Telograyka? Bushlat? Вы там что, в вашем временном правительстве, совсем с ума сошли?!
Читать дальше