Имре Шаркади - Избранное

Во всяком случае, не сразу, никакая сила не могла вытащить меня из постели, но пойти надо было обязательно. Хуже нет проснуться на рассвете и не знать, сколько времени и что тебя ждет, когда ты окончательно очнешься.

Я лежал, уставившись в потолок. Вероятно, потом уснул, и мне даже снились странные, навязчивые, сумбурные сны: я бежал по снегу на лыжах, спускался вниз с горы, меня преследовала машина, я брал все более крутые повороты, машина шла по пятам вслед за мной, не отставая, я устал, несколько раз шлепнулся, не мог пошевелить языком, не мог заговорить, хотя очень хотел сказать, чтобы машина оставила меня в покое, не преследовала; тяжело дыша, я проснулся от какого-то стука.

Очнувшись, я потянулся за сигаретой, увидел, что у меня горит лампа, и тут снова раздался стук.

— Войдите!

Вошла Эржи, прежде чем закрыть за собой дверь, вытянула руку, держа в ней, словно входной билет, мои часы.

— Ты оставил часы в ванной.

И остановилась посреди комнаты, протягивая мне часы.

Эржи была без чулок, в туфлях и короткой шубке, платья из-под нее не было видно, шубка едва достигала белых, отливающих лунным светом коленей, оставляя их наполовину открытыми. Она смотрела на меня честными, дружелюбными глазами, как девочки глядят на своих приятелей — мальчишек, вместе с которыми катаются на лодках, ходят в туристские походы, дерутся и любят друг друга.

Как бы там она ни смотрела, но меня своим взглядом сразила, я ощутил такое умиленное счастье, словно был ребенком, самое большое желание которого сбылось. Я едва смог, заикаясь, поблагодарить ее.

— Как тебе удалось раздобыть полотенце? — выдавил я чуть погодя.

Она рассмеялась.

— Я не нашла его. К счастью, тут центральное отопление.

Я посмотрел на ее ноги: они были влажными, словно она только что вылезла из ванны. И на плечи набросила шубку.

— Подойди ближе.

Она все еще стояла в двух шагах от меня, помахивая часами. Немного подумав, она приблизилась еще на шаг.

— Нет. Я только принесла тебе часы.

— В благодарность позволь поцеловать тебе руку.

Она пристально поглядела на меня, подошла, положила часы на столик и протянула мне руку.

Я поцеловал руку с тыльной стороны, перевернул и поцеловал ее ладонь. Потом перецеловал каждый палец в отдельности. Поднял глаза, — она стояла передо мной — беспомощно, с непонятной грустью, и смотрела на меня.

— Сядь, — сказал я и потянул ее к себе на край постели.

Вспоминая сейчас эти минуты, я думаю, что даже пятнадцатилетний юноша не целовал женщину более целомудренно, чем я Эржи. Она не сжала рот, не закрыла глаза, смотрела на меня выжидательно. Я не притронулся к ней, придерживал только за плечо поверх шубки, хотя знал, что под шубкой ничего нет.

— Я понимаю, что принести тебе часы было сумасбродством, — сказала она, — но я не могла устоять. Так хотелось увидеть тебя еще! И я не хочу стать твоей, хотя сижу рядом на твоей постели. Нет!.. Если мы встретимся года через два или позже… я вспомню, что однажды пришла к тебе ночью, села на край постели и что мы друг другу чем-то обязаны. Честное слово, я этого не забуду! Но ты ведь не хочешь склонить меня к другому, правда?

— Эржи, это извращение!

— Все равно. Прошу тебя!

— Мне кажется, ты просишь слишком многого.

— Нет! Сегодня утром я видела, как дрожали твои руки. Ты не посмел меня осмотреть, потому что видел во мне женщину.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Почувствовала. У тебя выразительные глаза. Кажется, я влюбилась в тебя, но раньше мне нужно родить ребенка, а после родов — кто знает, что тогда будет?.. Заранее сама не знаю. Если и тогда буду верить в то, во что верю сейчас, разведусь с Ференцем. Наш брак не был плохим, но и хорошим не был. Я давно жду тебя, очень давно.

Пока она говорила, у меня мурашки бегали по коже. Все это она произнесла так легко и спокойно, глядя красивыми, умными глазами, что ответить ей было невозможно. Я снова взял ее руку, поцеловал. А сам лихорадочно думал.

Что, что мне сейчас предпринять? Чего она от меня ждет, зачем пришла ко мне? Можно ли верить тому, что она говорит? Правда ли это? Или она просто хочет соблюсти стиль? Нет, вряд ли, не верится. Но если она уйдет от меня так же, как пришла, это уже будет патологией… я имею в виду себя…

Словами тут ничего не добьешься.

Я с умилением вынул ее из шубки, словно пятнадцатилетний подросток, о котором раньше шла речь. Она позволила снять с себя шубку, только сдвинула брови.

— Считай, что я была твоей, и отпусти меня, — сказала она тихо и трезво. И погладила меня по щеке материнским жестом.