Игорь Безрук - Лехнаволокские истории [СИ]

Прорывало ее часто под хмельком. Тут уж к ней не подходи — не остановишь. Зальется во весь свой чистый голос и через деревню пройдет аки пава, с песней, не постесняется. А чего ей, женщине, отжившей свое и не насытившейся жизнью, стесняться? Никому зла не делала, никого не обидела, а уж что песни любит громко петь, так не обессудьте: тихие песни поют на кладбищах. Она же поет для живых, для тех, кто еще не умер, да и для себя, в конце концов. И остановить ее невозможно, потому что музыка для нее не просто развлечение, а, можно сказать, внутреннее состояние души.

Но сегодня другой случай. Сегодня она поет, чтобы выжить.

Медведь заслушался будто, поднял голову, посмотрел на ее рот.

Баба Настя открыла сначала один глаз, потом второй: не накинулся ли еще на нее косолапый? Вроде нет. Видно, помогает песня-то. Затянула посмелее:

Как закружилась потом, будто в танце, притоптывая, не помнит баба Настя. Как выбралась из чащи, как дорогу на трассу нашла… Не верила, что осталась жива, что медведь не разодрал ее, не помял. Помнит, как вновь и вновь начинала медвежью колыбельную, как пела нежно, с придыханием, чтобы умилостивить его. Как с ребенком с ним баюкала и все оглядывалась, уходя, оглядывалась: не тянется ли за нею, не гонится ли…

Не верилось, что потерял зверь интерес к ней, развернулся и не спеша побрел обратно в малинник, затерялся в густых зарослях. Жара ли была тому причиной или насыщенная утроба его, — неизвестно. Только когда опомнилась баба Настя, почувствовала, как отяжелели колени, осела и просидела, наверное, несчетное количество времени. И казалось — родилась заново.

А дома, едва переступила порог, сказала дочке:

— Налей, родная, водки. За рождение второе мое.

Татьяна изумилась:

— Что вы, мама?

— Даже не спрашивай, не спрашивай, дочка, — залпом влила в себя первые полста.

И смеялась и плакала, смеялась и плакала во хмелю, рассказывая про свое забавное приключение.

А потом к соседке, подруге своей давней бабе Кате пошла и у нее добавила. И уже всё казалось каким-то смешным и нелепым: как она на медведя наткнулась, как испугалась его и как песни ему пела то веселые, то колыбельные, будто пыталась околдовать.

А потом по улице шла и пела на всю округу:

веселя скучающую на автобусной остановке молодежь.

Это было целое представление. Настоящий концерт. Баба Настя вынырнула неожиданно, из темноты. Веселая, живая, осоловелая.

— Скучаем? — бросила сразу, посмотрев на тусклые бесцветные лица девчат. — Мне бы ваши годочки, милашки, разве я сидела бы сиднем? Где женихи, куда их попрятали?

— Ой, баба Настя, шли бы вы домой, — попыталась спровадить её Ирина. — Вас, наверное, дома уже ищут.

Ирина совсем не в настроении — вчера они с Николаем не встретились, хотя она и видела, как мужики возились с опалубкой, приблизиться не решалась, — слишком много было незнакомых.

Злилась и на Дашку. Та, как наседка, только и шныряла туда-сюда мимо шабашников, в наглую опаляя Николая бесстыжими зенками. А улыбалась кому, хихикала — Мишке Суворову? Потом еще колоть стала, прибежала к ней домой, кудахчет:

— Я, — говорит, — Кольку только что видала. Он сегодня на остановку не придет. Я спрашивала. Они там армянину теплицу делают.

А вечером как накаркала — на самом деле Николай не вышел.

Когда он с бригадой ниже остановки прошел, Ирина не сдержалась, крикнула:

— Коль, выйдешь?

— Сегодня без меня, девчонки! — заулыбался он и помахал рукой, вызвав недвусмысленные ухмылочки у своих товарищей.

И хотя время-то было не позднее — около полуночи, — Ирина почувствовала, что он и впрямь не выйдет. Но домой не ушла, еще с час болтала с подружками, изредка поднимаясь с лавки и украдкой поглядывая на светящиеся, не задернутые занавесками окна Пашкина.

Иногда в них мелькал и силуэт Николая, и тогда сердечко её бурно заходилось, и девчатам приходилось одергивать Ирину, потому что в ту минуту она ничего вокруг не воспринимала.

В эту, воскресную, ночь Ирина была уверена на все сто, что Николай появится — с работы шабашники вернулись еще засветло. Она видела, как их неровная цепочка не спеша тянулась через весь поселок.