В воскресенье утром Женька и Бражко опять отправились в Заозерье звонить Ивану-подрядчику. Саленко и Резник на кухне чай пили. Малой отсыпался после бурной ночи с Ириной.
Во сколько он вернулся, никто понятия не имел. Саленко сказал, что где-то в половине пятого. «Нормально!» — удивился Виктор, позабыв, что когда то и сам таким был — девчатам головы кружил и гулял до третьих петухов.
В сенях кто-то зашаркал. Дверь в кухню отворилась и через порог переступил высокий крепкий мужик лет пятидесяти с крупной скуластой красной физиономией, в коричневом поношенном пиджаке, мятом картузе и в резиновых сапогах. На обличье его особо выделялся крупный нос с широкими крыльями, напоминающий зрелый картофель. Брови пышно нависали над глазницами, взгляд, казалось, цепко выхватывал из-под них все.
— Привет, братва, — поздоровался он и полюбопытствовал, кто они и что здесь делают.
Саленко, однако, не испугался грозного вида вошедшего и, полуобернувшись, спросил в свою очередь:
— А вы кто будете? — вернув букве «к» всю ее природную звонкость.
— Я? Суворов Михаил Александрович, — ответил мужик глухим разбитым голосом. — Обитаю тут, у Пашкина.
— И мы здесь обитаем, — весело, с развязным бахвальством произнес Саленко.
— Ага, — соображал вслух Суворов. — Ясно.
— Чайку? — неожиданно предложил ему Саленко.
— Эт можно. С дороги горяченького. Отчего нельзя? — согласился тот.
Чайник как раз вскипел, и можно было заваривать.
— Мне, если можно, покрепче, — попросил Суворов.
— Тогда подсаживайся.
Суворов уселся на табурет и, пока заваривался чай, закурил. Его крупные жилистые кисти рук на тыльной стороне были сплошь покрыты старыми поблекшими наколками.
— Как я вижу, отбывал? — кивнул на наколки Саленко.
— Был грех, — не стал ходить вокруг да около Суворов. Сказал и тут же замолчал, как будто отрезал. Такой, как все потом заметили, у него была манера говорить. Если же он хотел продолжать, то находил всегда какую-нибудь связку вроде междометий «ага» или «вот», ставшими у него словами-паразитами. Но, надо сказать, за речью своей он внимательно следил, будто обдумывал прежде, не позволяя лишнему слову вылететь вольно. И никогда, ни при каких ситуациях (даже вдрызг пьяным) не разрешал себе сквернословить.
Как впоследствии выяснилось, не одобрял он употребление мата и другими, даже теми, для которых бранные слова служили лишь связкой, как у нас обычно водится, привычной и безобидной.
Стали не спеша цедить чай. Саленко с Резником рассказали, каким ветром их сюда занесло, Суворов в свою очередь поведал, что летом он плотничает в различных поселках и деревнях, а зимой живет дома в Петрозаводске, в скромном однокомнатном пристанище. В Лехнаволоке квартирует обычно у Пашкина, которого знает давно, еще с тех пор, как Пашкин работал в милиции.
— Пашкин работал в милиции?! — удивился Саленко. — Пашкин — «мусор»?!
— Бывший, бывший, — успокоил его Суворов. — Годов десять уж прошло. Он меня и арестовывал.
— Тебя? Пашкин? За что?!
Оказалось, сел матерый уголовник за хулиганку, но в его длинном списке преступлений значился немалый ряд грабежей и даже непреднамеренное убийство. В общей сложности Суворов, как говорится на блатном жаргоне, «чалился» цельных шестнадцать годков.
— Как же вы теперь — вместе? — не удержался от вопроса и Виктор.
— А чего не вместе? Он сейчас такой же бич, как и я. Я его, собственно, бичем здесь и увидел. А-а, говорю, Санек, и ты решил нашей вольной волюшки испить? Ага. А он мне талдычит: так ведь лучше воли ничего нет. Хотя что он, глупый, про волю-то ведает: волю по-настоящему познаешь, когда в неволе побывал, а это, — он кивнул в сторону комнатушки Пашкина, — одно баловство да слова. Вот. — Закончил Суворов и замолчал, задумавшись. При этом на его и так суровое лицо наползла тяжелая хмурая тень.
— А из ментовки он что, сам ушел? — поинтересовался Саленко.
— Да где там сам: выгнали. За пьянку.
— Ну, эт дело такое, — произнес многозначительно Саленко. — Известное.
Все согласились с ним.
Вернулись Женька-бригадир и Бражко.
— Ну?! — вопросительно уставились на них.
— Э-э! — протянул привычно Женька. — Нэма дила. Сказав, що мы рано прыйихалы, лису у нього зараз нэма, трэба трохи подождать. Ще дав тэлэфона другой фирмы. Кажэ, подзвонить туды.
— Постойте, братки, постойте, — обратился к ним Суворов. — Выходит, вас просто-напросто кинули? Как лохов. Нехорошо!
Горе-шабашники и сами понимали, что это было подло: вызвать их сюда черт те знает откуда, направить на ночь глядя в Лехнаволок и там уже сообщить, что работы нет и не предвидится — так мог поступить только последний негодяй. Ну а земляк! В голове не укладывалось!
Читать дальше