Марлус Морсхёйс - Тени Радовара

Она подходит к окну и приподнимает краешек черной ткани.

– Машину надо укрыть ветками. Бригада регулярно прочесывает леса в поисках беглецов. А теперь, когда исчезла я, они, наверное, носом землю роют.

– Мама! Перестань! Ты не исчезла, ты соврала, что больна и лежишь в постели. А машина принадлежит Тони, который здесь живет. Вот если ее укрыть ветками, то действительно могут возникнуть подозрения. Ты нас только накручиваешь. – Килиан смотрит на часы. – Пять пятнадцать. Предлагаю в семь часов собраться в гостиной, как раз монтаж будет готов. Я тоже буду монтировать. Мама, иди поспи.

– Да, Генриетта, тебе надо поспать. Ты переволновалась.

На кухню заходит Залман с ноутбуком под мышкой. Йона улавливает исходящую от него тревогу.

– А, ты здесь, девчушка? Пойдешь мыться? Или лучше спать? Попросить Тони сделать тебе омлет?

– Откуда ты его знаешь? – спрашивает Йона.

– Он работает шофером у одного бизнесмена из Англии, который большую часть года живет в Радовии и сотрудничает с «КомВью». Это его дом. А Тони я знаю еще с того времени, когда сам был шофером. Отличный малый. Омлет готовит просто восхитительно. Ну что, пойдешь мыться?

– Что ты пытаешься скрыть?

Залман подходит ближе и передает ей Мипи, как всегда, когда хочет ее утешить.

– Это бабушка? – У Йоны дрожит голос. – Она умерла?

– Не знаю, девчушка. Но то, что сняли в доме-плюс, малоприятно.

– На видео есть моя бабушка?

– Нет. Вероятность того, что в кадре окажется именно она, была ничтожной. В Радоваре десять домов-плюс, и в каждом живет около трех тысяч человек. В каком из них твоя бабушка, на каком этаже, в какой палате, мы не знаем. Нам удалось подкупить человека, который согласился хоть где-нибудь снимать, и на том спасибо. – Залман качает головой. – Всё очень грустно, девчушка. Зато есть хорошая новость: Старкин с Дейр сделают всё, чтобы эти материалы не получили огласку. Никакими красивыми словами они не смогут сгладить впечатление от этих записей, особенно если их показать вместе.

Йона молча гладит Мипи, уютно устроившуюся в ямке у основания шеи.

– Очень рискованно было искать человека, который согласился бы снимать в доме-плюс, – говорит Залман. – Я обзвонил всех своих знакомых, половина из них просто бросила трубку, когда я объяснил, что мне нужно. К счастью, один человек рассказал о надзирательнице из Нижнего района Б, которая частенько заливает свое горе ромом и от этого бывает чересчур болтлива. В обмен на приличную сумму и билет из страны в один конец она согласилась. Вчера вечером после своей смены она передала Тони очки со встроенной камерой, и он тайком провел ее на борт контейнеровоза.

– Покажи мне это видео.

Йона гладит Мипи уже так яростно, что крыса кусает ее за палец и спрыгивает на стол.

Залман раскрывает ноутбук. Палец зависает над кнопкой «воспроизвести».

– Тебе это смотреть не обязательно.

– Включай.

Залман нажимает на клавишу, и на экране появляются прыгающие кадры с лестницы, потрескавшиеся стены, выкрашенные такой же бежевой краской, как в Мин-III. Открывается дверь в палату. Залман крепко обхватывает Йону за плечи. В палате не меньше ста кроватей. В некоторых старики лежат по двое: кожа да кости, так что они без труда помещаются. Есть кровати без матрасов. Или без одеял. Весь пол уставлен невынесенными горшками и тарелками с засохшими остатками еды. Жути добавляют мерцающие люминесцентные лампы.

Камера поворачивается к мужчине, который прикладывает ко рту громкоговоритель:

– Доброе утро! Кто сегодня хочет поработать?

Камера возвращается к кроватям. Одна рука неуверенно поднимается вверх.

– Всего один человек? Остальным хочется поваляться в постели? Выбор, конечно, за вами, но вы же сами знаете, какие будут последствия. Не можем же мы кормить вас три раза в день, если ничего не получаем взамен. Просто так ничего не бывает, мои дорогие. Мы и сами не рады, что всё так устроено, но жаловаться надо не на нас, а на городские власти. Мы просто выполняем свою работу. Ну так что, кто хочет получить и обед, и ужин?

Поднимаются еще четыре руки.

– Вот и прекрасно. Пять добровольцев на сегодня. Подумайте о том, что всем вам выпало счастье несколько лет припеваючи жить на пенсии. А вот доживем ли мы, еще не известно.

Йона не может сказать ни слова. Преодолевая отвращение, она смотрит дальше. Судя по всему, надзирательница в очках обходит палату. В кадр попадает, как ее коллега ногой задвигает грязные тарелки под кровать. Опять приглашает добровольцев на работу. Как будто случайно опрокидывает полный горшок: это страшно само по себе, но еще хуже страх в глазах обитателей. В одном углу лежит старушка с длинными седыми волосами, похожая на раненую птичку. Лежит, раскинув руки, как сломанные крылья, и уставившись в какую-то невидимую точку.